До воскресенья Оскар был занят, и хотя Меган было жаль, что в родительском доме они проведут на день меньше, зато появилась возможность заняться последними приготовлениями к переезду на новую квартиру. Она уже познакомилась с хозяином, пожилым усатым мужчиной, который сам жил на первом этаже, а квартиру на верхнем сдавал строгого вида женщине, чьи степенные манеры и умение вести себя как подобает настоящей леди, на его взгляд, придавали особый тон его дому. Это его явно заботило, так как дом находился в довольно убогом квартале.

     Пусть и убогом, зато в двух шагах от больницы, к тому же Меган нуждалась в собственном пристанище, хотя бы и в полуподвальном этаже. В субботу, пока хирургическая сестра паковала вещи, они договорились, что Меган возьмет себе большую часть мебели, находившейся в квартире, и приютит бездомного кота, которого медсестра подкармливала. Кот выглядел вполне дружелюбно, и Меган даже обрадовалась, что ей не будет одиноко вечерами. Она вернулась в больницу засветло, решив сегодня же переехать, и с радостью отметила, что дорога у нее заняла не более пяти минут. Погруженная в приятные мысли о новых занавесках, о том, как она перекрасит унылого цвета входную дверь, Меган шла по внутреннему двору больницы и не заметила профессора ван Белфелда, выезжавшего оттуда.

     На следующее утро они с Оскаром отправились в путь очень рано. Дом Меган в Бакингемшире находился в маленькой деревне к северу от небольшого городка Тейма. Ее отец был старшим партнером в адвокатской фирме и проводил большую часть своего времени в разъездах по конторам Тейма и Элсбери. Здесь Меган родилась, здесь родились ее младшие сестра и брат, и, хотя она теперь жила в Лондоне, она по-прежнему оставалась деревенской девушкой. У нее была маленькая машина, и все свободные уик-энды и праздники она старалась проводить в кругу семьи. В глубине души Меган надеялась, что Оскар найдет себе частную практику в сельской местности, поэтому его решение остаться в Лондоне ее расстроило. Сидя рядом с Оскаром в машине, уносившей их все дальше от Лондона, она думала, что, может быть, этот день, который они проведут у нее дома, изменит его планы.

     От Регентской больницы до Литтл-Свонли было немногим более шестидесяти миль. Выбравшись из лондонских предместий, Оскар выехал на шоссе А 41 и, достигнув Элсбери, повернул на Тейм, а там уже по узкой дороге направился к Литтл-Свонли.

     — Мы бы быстрее добрались по шоссе М40, — сказал Оскар, притормаживая, чтобы пропустить повозку фермера.

     — Знаю, — ответила Меган, — но эта дорога гораздо красивее, мне не нравятся большие шоссе, но, если хочешь, мы можем возвращаться в Лондон по М40.

     Она почувствовала некоторое разочарование оттого, что Оскара так мало трогают красоты пейзажа. После тусклых, серых улиц, прилегавших к больнице, они оказались среди зеленеющих полей, радовали глаз первоцветы у обочины дороги, нежная листва на деревьях. В этом году весна была ранняя.

     Еще более узкая дорога вела вниз к деревне. Завидев купол церкви, фронтон здания муниципалитета и красные кирпичные крыши маленьких домиков вокруг рыночной площади, Меган ощутила приятное волнение.

     — Едем через деревню, — сказала она, — наш дом первый налево, с белыми воротами...

     Ворота эти редко запирались. Оскар проехал еще немного и остановился. Просторный, постройки XVII века дом с выкрашенными белой краской стенами и деревянными ставнями был окружен деревьями, а перед домом расстилалась лужайка с клумбами бледно-желтых нарциссов. Меган повернула к Оскару сияющее от радости лицо.

     — Вот мы и дома, — растроганно проговорила она.