В первый момент он заметил только яркий экран огромного телевизора, полностью заполненный массивными прелестями телевизионной дамы, упакованной несообразно возрасту – в розовый шелк и кружева. Выглядело это примерно так же, как колбасная витрина в праздничном новогоднем убранстве. Наделенный от природы не бог весть каким художественным вкусом, Хризопразов не сразу оторвал взгляд от экрана, а когда оторвал, сразу же пожалел об этом.

Новая картина, открывшаяся его глазам, была просто ужасна!

– Боже, что же это? Кто же это? Как же это? – нервно зажужжал Леонид Максимович, в один миг утратив с таким трудом обретенное душевное спокойствие.

Мужчину и женщину, лежащих на ковре, как Ромео и Джульетта в финальном акте трагедии, он не знал и никогда раньше не видел. Девушка была хорошенькая, а наружность мужчины Хризопразов не оценивал. Его взгляд приковала к себе одна-единственная колоритная деталь: кинжал, вонзенный в левый карман рубашки Ромео по самую рукоять.

Рукоятка была фигурная, чеканного серебра, с чернью и янтарными вставками, образующими сияющие треугольные глаза дикой кошки. Лезвия кинжала Леонид Максимович по понятным причинам видеть не мог, но он и без того знал, что на нем затейливым шрифтом, стилизованным под арабскую вязь, выгравированы безграмотные, но теплые слова: «Дарагому Лианиду от кунаков».

«Дарагим Лианидом» был не кто иной, как сам Хризопразов, о чем прекрасно знали его родные, друзья, коллеги по работе и те деловые партнеры, которых Леонид Максимович принимал у себя дома. Экскурсия в спальню, где на старинном восточном ковре ручной работы висел, грозно сверкая янтарными кошачьими очами, великолепный кинжал, подаренный хозяину дома воинственными, но щедрыми кунаками с Кавказа, входила в обязательную программу посещения дома. Таким образом, не менее сотни свидетелей могло подтвердить, что горбоносый брюнет – типичный кавказский кунак! – зарезан неповторимым кинжалом Леонида Максимовича Хризопразова. А от этого факта было уже рукой подать и до обвинения в убийстве.

– Да какая же это с-сволочь… – начал было Леонид Максимович, но не договорил.

Коротко и шумно выдохнув, он крепко стиснул кулаки и бросился в ванную, рассчитывая застать там ту самую сволочь, умывающую руки после кровавого преступления – убийства, ответственность за которое с помощью раритетного кинжала коварно перекладывалась на плечи ни в чем не повинного «дарагого Лианида».

В санузле никого не было, только вода хлестала из крана в раковину, приводя этим в бешеный восторг водомерный счетчик. Хризопразов машинально закрыл кран, потом спохватился, сдернул с крючка полотенце и тщательно истребил на сантехническом устройстве свои отпечатки. Затем с полотенцем в руке вышел из ванной и безрадостно уставился на труп, нагло присвоивший себе его уникальный кинжал.

Оставлять на месте особо тяжкого преступления такую улику против себя, любимого, Леониду Максимовичу совсем не хотелось. Однако он чувствовал, что не найдет в себе сил выдернуть из мертвого тела окровавленный клинок, да и не стоило этого делать. Куда его потом девать, этот кинжал? Вернуть на законное место в ножнах, на ковре в спальне? Бр-р-р!

Хризопразов содрогнулся, представив, что в изголовье его кровати будет помещаться орудие убийства. Про крепкий сон тогда можно будет забыть навсегда! Кроме того, Леонид Максимович очень смутно представлял себе, как он понесет фигурный нож с двадцатипятисантиметровым обоюдоострым лезвием по городу. Не дай боже, его с такой зловещей игрушкой задержат! Тогда уж точно не оправдаться.

– Думай, Леня, думай! – прошептал он.

Незнакомый мертвый кунак с кинжалом в груди очень сильно отвлекал Хризопразова, мешая сосредоточиться на мысли о том, как бы ему половчее вывернуться из этой гадкой ситуации. Леонид Максимович с трудом отвел взгляд от гипнотизирующих его янтарно-желтых очей серебряного кинжального барса, и тут в поле его зрения попало бледное лицо женщины.