– Почему?

– Потому что почтальонша приходит в дом каждый божий день, кроме воскресенья, а газетчица – раз в неделю, – объяснила Трошкина. – Меньше шансов, что она расскажет о вашей незабываемой встрече в подъезде кому-то из жильцов или милиции.

– Ой-ой-ой! – При мысли о милиции я снова пригорюнилась.

Алка сочувственно взглянула на меня и протянула:

– Ну, что я могу тебе сказать? – Она исторгла из своей тщедушной груди на диво могучий вздох, потом снова глубоко вздохнула и вдруг громогласно гаркнула:

– Вставай, нюня несчастная! Что тут думать, надо ехать!

– Куда?

– К Полуянцу, куда же еще! Надо забрать из его квартиры твой паспорт, пока не поздно!

– Если не поздно, – поправила я, но с табуретки вскочила, подхватила сумку и рысью поспешила в прихожую.

Пока Алка одевалась к выходу – без затей и со скоростью солдата, поднятого по тревоге, я вызвала такси, чтобы не терять время на общественном транспорте. Уже через десять минут мы тряслись в видавшей виды «Волге», которую тертый дядя-таксист с бешеной скоростью гнал по тихим переулкам, не нанесенным на городскую карту, чтобы отработать немалое вознаграждение, запрошенное с нас за срочность. Еще через четверть часа мы с Алкой выбрались из теплого прокуренного салона у шестнадцатиэтажной башни, расположенной на Белоберезовой улице в одном ряду с нужной нам пятиэтажкой, и, дождавшись, пока такси отъедет, заковыляли по пышным сугробам к дому покойного Полуянца.

Было около восьми часов, работающие граждане в большинстве своем уже вернулись домой, а гулять в метель желающих почему-то не было, так что во дворе было пусто. В парадном злополучного первого подъезда ютилась какая-то подростковая компания, но детишки сидели за закрытой дверью, из-за которой доносились трели мобильников, ломкие юношеские голоса и дружное ржание, наводящее на мысли о конюшне гусарского полка. В пятом подъезде было пусто; его окна ровно светились желтым, никакие движущиеся тени свет не загораживали.

– Плохо, что тут все лампочки целые, – пробормотала Трошкина, прижимаясь плечом к моему локтю. – Когда мы пойдем по лестнице, со двора нас будет отлично видно. Особенно тебя! И чего это ты вымахала такая здоровущая, чисто каланча!

– Мы не пойдем по лестнице, – сказала я.

Я нервничала и стучала зубами, но соображала уже гораздо лучше, чем час назад. Наверное, мои сотрясенные мозги успели улечься должным образом и заработали в нормальном режиме.

– Шестьдесят пятая квартира на втором этаже, – объяснила я. – Во-он те темные окна!

– Решеток нет, а чуть правее балкона козырек подъезда! – смекнула Алка. – Беру назад свои нелестные слова о твоем росте, в данной ситуации он скорее достоинство, чем недостаток.

Она хлопнула меня варежкой по спине и для проформы спросила:

– Что, каланча, одна полезешь или хочешь, чтобы я составила тебе компанию?

– Лучше вместе, – попросила я.

– Ах, чего только не сделаешь для лучшей подруги! – легко согласилась Трошкина. – Ну, полезли?

– Полезли, – согласилась я.

И мы пошли на преступление, которое называется «незаконное проникновение в чужое жилище». Что я могу сказать в свое оправдание? Только одно: это длинное и неизящное словосочетание пугало меня гораздо меньше, чем короткое словечко «убийство».

– А тебе не страшно? – спросила я Алку, когда мы бок о бок карабкались по дырчатой бетонной стенке, поддерживающей просторный козырек над входом в подъезд.

Стена была похожа на примитивный книжный стеллаж, и лезть по ней было не сложнее, чем по шведской стенке.