– Но где же, в таком случае, дырка от кинжала? Ее что, зашили?
– Гм… Действительно, где же дырка? – я внимательнейшим образом рассмотрела грудь рубашки, особенно – район кармана на левой полочке, но никаких сквозных отверстий не нашла.
И никаких швов тоже!
– Может, у Полуянца было две одинаковых рубашки? – подумав, предположила я.
– И обе с оборванными верхними пуговками? – напомнила Алка. – Думаешь, у Полуянца такой бзик – пуговки обрывать?
На всякий случай мы еще покопались в белье Ашота Гамлетовича и выяснили, что такого бзика у него не было, на других сорочках все до единой пуговицы оказались на месте.
– Вопрос «А был ли мальчик?» вновь приобретает остроту! – заметила по этому поводу Трошкина. – Был ли Полуянц убит кинжальным ударом в область грудной клетки или же это тебе примерещилось? Вообще-то, конечно, ковер мокрый…
– Трошкина, я сейчас тебя убью! Или себя! – рассердилась я. – Не морочь мне голову! К черту этого загадочного Полуянца с его кинжалом, рубашкой, ковром и прочим барахлом в ассортименте! Давай засунем проклятый бельевой ящик на место и унесем ноги из этого приюта блудного покойника, пока нас тут не застукали!
Против обыкновения, Трошкина не стала спорить. Мы удвоили усилия, затолкали ящик в брешь, частыми нервными пинками загнали его на место и покинули странную шестьдесят пятую квартиру тем же путем, каким пришли, – через балкон.
На козырек подъезда мы прыгать не стали, оборвали с одной стороны имевшуюся на балконе одинокую веревку для сушки белья и по ней спустились прямо на елочку.
– Аки херувимы! – прокомментировала Алка.
– Кто?!
– Ангелочки с крылышками, типичное украшение рождественского дерева, – объяснила она.
Елочка протестующее затрещала, недвусмысленно намекая на несоответствие габаритов ангелочков и украшенного ими дерева, и мы поспешили с нее слезть.
– Ну, что? Миссия выполнена! – гордо и радостно объявила Алка, выбравшись из заснеженной клумбы на несколько менее заснеженную улицу и отряхнув подол. – Это надо отметить!
– С меня тортик! – согласилась я.
Оживленно обсуждая вопрос выбора тортика и трогательно поддерживая друг друга на скользких участках дороги, мы с подружкой прошествовали по Белоберезовой улице до ее пересечения с какой-то другой магистралью, тоже абсолютно белой, и там поймали такси, доставившее нас сначала в кондитерскую, а потом к Алке домой.
Глава 4
Димон прилип к дивану, как мыльница на присосках к бортику ванны. Мозг его лихорадочно работал, а тело оставалось неподвижным: ноги и руки стали чугунными. На дальнем краешке сознания, не занятом широкомасштабным мыслительным процессом, Димону мерещился он сам, сидящий в такой же позе, но не на мягком домашнем диване, а на жестких тюремных нарах. Это виденье его сильно нервировало и отвлекало от дум, он очень старался от него избавиться, для чего выпил полфлакона валерьянки, но добился только того, что одна безрадостная картинка превратилась в целый комикс: Димон сидит на нарах, Димон хлебает баланду, Димон печально глядит в зарешеченное окошко, Димон гуляет по кругу в полосатой робе, крайне мало похожей на модели одежды из каталога «Гюнтер».
– Чтоб его черти взяли! – в сердцах выругался Димон в адрес этого самого каталога.
Увы, было гораздо более вероятно, что толстенный журнал с цветными картинками возьмут не черти, а оперативники, которых рано или поздно кто-нибудь вызовет в шестьдесят пятую квартиру шестого дома по Белоберезовой улице телефонным звонком с сообщением о двойном убийстве. |