Узнав о чрезвычайном происшествии с нашей секретаршей, он ужасно разволновался и в непечатных выражениях отказался терять время на просмотр печатных образцов, когда Томочка лежит в больнице, бедняжка, одна-одинешенька.

Моя коллега Зоя Липовецкая попыталась довести до затуманенного беспокойством сознания Куконина тот факт, что в травматологическом отделении городской больницы нынче полный аншлаг и Томочке там не скучно: компания большая. Зойка даже прочитала вслух опубликованную в городской газете заметку под названием «Холодная зима – горячая пора для травматологов», но Юрий Павлович, как заведенный, повторял одно: Томочка лежит там одна, лежит одна…

Наконец мы смекнули, что господин Куконин подсознательно жаждет разделить с Томочкой больничное ложе, и тогда все устроилось наилучшим образом. Шеф попросил Юрия Павловича отвезти меня в больницу к Томочке, чтобы передать пострадавшей апельсины, зарплату и наш общий привет, и господин Куконин с восторгом согласился.

И вот теперь мы с риском для жизни мчались по ледовому катку, в который превратилась транспортная артерия, держа курс на больницу. Мне очень хотелось верить, что мы попадем туда в качестве посетителей, а не пациентов. Кто как, а я вовсе не рвалась составить компанию травмированной Томочке!

Разговоров в дороге мы не вели, и я от нечего делать украдкой рассматривала Томочкиного поклонника. Юрий Павлович был очень даже ничего, только ростом маловат – по моим меркам, конечно. Рядом с ней он сошел бы за Гулливера.

Господин Куконин производил впечатление состоятельного человека, который свободно может позволить себе прикуривать от сторублевых купюр, просто не опускается до таких пошлых жестов. Юрий Павлович был дорого и со вкусом одет, отлично подстрижен, гладко выбрит и слегка надушен. Я-то сама не люблю лощеных мужчинок, на мой взгляд, между ними и симпатичными мне мачо разница примерно такая же, как между пиджаком из леопардовой шкуры и живым леопардом. Но Куконин изначально, до того, как его испортили деньги, явно был неплохой фактурой, так что даже пиджак из него получился симпатичный.

Обручального кольца на пальце у Юрия Павловича не было, и это должно было порадовать Томочку. Она уже не раз доверительно жаловалась мне, что ей надоело быть эмансипированной девушкой, самостоятельно зарабатывающей себе на «Орбит» без сахара и колготки со стрелками. То есть Томочка говорила об этом иначе, проще и яснее, примерно так: «Хочу богатого котика!» Хотя господин Куконин не канал за леопарда, он вполне мог сойти за породистого представителя семейства домашних кошачьих – за британца, например. Щечки у Юрия Павловича были подходящие, хотя темперамент его отличал отнюдь не англосаксонский. Как он распереживался, узнав, что Томочка попала под снежный обвал!

Очевидно, волнение влюбленного Куконина за время пути не улеглось, потому что в подъезд больницы он влетел, как мячик для гольфа в свободную лунку. Даже машину запер уже на бегу, с расстояния в несколько метров, благо дрессированная иномарка реагировала на команды с брелочка-пульта. Сам Юрий Павлович ни на какие внешние раздражители не реагировал, даже мой вежливый окрик пропустил мимо ушей.

– Юрий Павлович, вы мне не поможете? – с нажимом спросила я в спину бегущего, как стайер, Куконина.

И безо всякого ответа поняла, что не поможет. Юрий Павлович рванул на третий этаж по лестнице, даже не заметив гостеприимно открытые двери лифта.

Сгибаясь под тяжестью авоськи с апельсинами, я вошла в кабину и прибыла в травматологию немного раньше Куконина, совершающего забег по ступенькам.

– Привет, Томчик! – сказала я, войдя в палату, тесно заставленную допотопными кроватями с панцирными сетками.