Бенджамин, пригубив вино, долго глядел в пустоту, снова и снова размышляя о происходящем. Действительно, кто же он? Важно вовремя понять это самому. Конечно же, ему не составило бы труда уйти от Симоны, если он и в самом деле одиночка… Но в ней есть что-то особенное, что затронуло его за живое.

Он опять погрузился в воспоминания. Ты была само откровение в постели, Симона Шарне, и куда только делись твоя практичность, осмотрительность, солидность. Ты была как огонь — всепожирающий, торжествующе бесстыдный, а потом стала сладостно-тихой. В тебе есть все, что только можно пожелать любовнице!

А может быть, это для нее всего лишь одна из странных форм помощи страждущему? Тогда понятно, почему она так насторожена сейчас — утрачена сама первопричина этого душевного порыва.

Из оцепенения Бенджамина вывел телефон. Звонил Антуан, возбужденный и встревоженный тем, что нет никаких известий о Симоне.

— Ты не представляешь, где она может быть? Машина ее стоит в гараже, скоро одиннадцать, и я не знаю, что думать.

Бенджамин, нахмурившись, поглядел на часы, потом вкратце рассказал о встрече на пляже.

— Час назад я посадил ее в такси. До дому — пять минут езды… Так. Я немедленно отправляюсь к тебе.

— Чертова ночь! — сказал таксист. — Снова дождь. Мой напарник на этом участке дороги столкнулся с машиной. Да вы и сами видите — льет как из ведра.

— У него был пассажир? — насторожился Бенджамин.

— Точно, а вы откуда знаете? Дамочка одна, и, судя по всему, она сломала себе запястье. Пришлось везти ее в больницу.

Бенджамин выругался.

— Простите, но, кажется, я знаю ее. Везите меня тоже туда.

— Откуда?! — Симона изумленно подняла глаза на фигуру Бенджамина, выросшего перед ней в приемном покое травматологического отделения. — Откуда ты узнал, что я здесь?

Бенджамин бросил взгляд на ее побледневшее лицо, на распухшее запястье и пробежался ладонью по лицу.

— Мне позвонил Антуан и сообщил, что тебя нет.

Он коротко рассказал про разговор с таксистом и продолжил:

— Я не должен был отпускать тебя в таком подавленном состоянии… Тебе очень больно?

— Уже не очень. Мне дали какое-то болеутоляющее средство. Я все это время собиралась позвонить Антуану и успокоить его, но бесконечные осмотры, перевязки, рентген…

— Антуан уже в курсе… Кроме как на руке, нигде больше нет никаких повреждений?

— Так… несколько синяков, пустяки… По большому счету это и происшествием-то назвать нельзя. Шофер резко развернул машину, я попыталась упереться в дверцу и получила трещину в лучевой кости. Одно плохо — осталась теперь на время без правой, рабочей руки.

— Ничего! Это как раз не страшно.

Через два часа они оба сидели в такси, направляясь к дому Симоны. Рука у девушки была закована в гипс, и врачи предписали ей двухнедельное освобождение от работы.

— Более неподходящего момента для болезни трудно себе представить, — с досадой сказала Симона. — На носу экзамены, школьный концерт… Это ж надо, вляпаться в такую ерунду!

— Только не стоит во всем винить себя. Случайное дорожное происшествие… Считай, что ты еще легко отделалась, — успокоил ее Бенджамин и, помрачнев, добавил: — Если кто-то и виноват здесь, то это я.

Симона повернула к нему свое бледное лицо.

— Что за ерунду ты мелешь, Бенджамин?! Можно подумать, ты посылал меня не домой, а на минное поле или под танки!

Машина круто повернула, Симона по привычке хотела упереться рукой в дверцу и скрипнула зубами от острой боли.