— Я здесь! — крикнула она громко, насколько сумела, в темноту. Она даже не надеялась, что серые господа услышат ее. Но она ошиблась.

Как только прозвучал последний удар башенных часов, одновременно на всех пересекающих площадь улицах появились слабые, но быстро приближающиеся огоньки. И тогда Момо поняла, что это фары бесчисленных автомобилей, которые направлялись в центр площади, к месту, где стояла она. В какую сторону она бы не повернулась, отовсюду ее слепил яркий свет, и ей пришлось прикрыть глаза ладонью. Они все-таки явились!

На такое грандиозное сборище Момо никак не рассчитывала, и на мгновение мужество опять покинуло ее. А поскольку ее окружили со всех сторон и бежать было некуда, она только плотнее закуталась в свою широкую мужскую куртку.

Но потом она вспомнила про цветы и голоса в величественном вселенском хоре и тут же почувствовала себя спокойной и сильной.

Тихо урча моторами, машины подъезжали все ближе и ближе. И наконец они сомкнулись бамперами в сплошной круг, в центре которого стояла Момо.

И тогда господа вылезли из кабин. Момо не могла видеть, сколько их, потому что они стояли в темноте за горящими фарами. Но она ощущала, что на нее устремлено множество глаз, которые не излучали ничего доброго. И ей стало холодно.

Долгое время никто не говорил ни слова — ни Момо, ни серые господа.

— Так это, значит, — наконец услышала она пепельно-серый голос, — и есть та девочка Момо, которая однажды пыталась скрыться от нас. Посмотрите на нее, на этот несчастный комочек!

Тут же раздался неприятный скрип, означающий, что господа дружно рассмеялись.

— Осторожно! — предупредил другой пепельный голос. — Вам известно, какую опасность она для нас представляет. Нет смысла вводить ее в заблуждение.

Момо прислушалась.

— Ну, хорошо, — сказал первый голос из темноты за фарами, — попробуем тогда выложить ей всю правду.

Опять последовала долгая пауза. Момо чувствовала, что серые господа боятся говорить правду. Похоже, она стоила им огромных усилий. Девочка слышала что-то похожее на кашель, вырывающийся из многочисленных глоток.

Наконец один из собравшихся решился начать. Голос раздавался уже с другой стороны, но звучал точно так же — пепельно-серо.

— Потолкуем, значит, совершенно откровенно. Ты теперь одинокий бедный ребенок. Твои друзья для тебя недостижимы. Нет теперь никого, с кем ты могла бы разделить свое время. Это все входило в наши планы. Ты видишь теперь, насколько мы могущественны! Нет никакого смысла оказывать нам сопротивление. Пережитые тобой часы одиночества-что они теперь для тебя? Плуг, который тебя раздавит, сила, которая тебя задушит, море, в котором ты утонешь, мука, которая тебя поглотит! Ты отвергнута всеми людьми!

Момо слушала по-прежнему молча.

— Однажды, — продолжил голос, — наступит такой момент, когда ты больше не вынесешь происходящего, это может случиться через день, или через неделю, или через год. Нам все равно, мы подождем. Потому что мы знаем, что когда-нибудь ты приползешь к нам на коленях и скажешь: «Я готова на все, лишь бы освободиться от этой муки!» Или ты уже готова на такое? Тебе нужно только сказать нам об этом.

Момо лишь покачала головой.

— Ты не хочешь, чтобы мы тебе помогли?! — проскрипел ледяной голос.

Волны холода со всех сторон накатили на Момо, но она стиснула зубы и снова качнула головой.

— Ей известно, что такое время, — прошептал где-то рядом другой голос.

— Следовательно, она действительно была у «так называемого», — подытожил первый и громко спросил: — Ты знакома с Мастером Хора?

Момо кивнула.