— До Энджи донесся звук снижающегося вертолета. — Она будет ждать нас в аэропорту Лос-Анджелеса.
— Мы ее придушим, — ответил он тоном заговорщика, набрасывая на плечи Энджи палантин из голубой лисы, выбранный для этого случая Келли. — Если мы пообещаем намекнуть новостям, что мотив был сексуальный, она, возможно, даже решит нам подыграть...
— Ты ужасен.
— Это Даниэлла — ужас во плоти, мисси.
— Уж кто бы говорил.
— А? — парикмахер сузил глаза. — Но зато у меня душа младенца.
Вертолет пошел на посадку.
* * *
О Даниэлле Старк, сотруднице стим-версий журналов «Вог-Ниппон» и «Вог-Европа», повсюду ходили слухи, что ей далеко за восемьдесят. Если это верно, подумала Энджи, тайком рассматривая фигуру журналистки, когда они втроем поднимались по трапу в «Лир», то в том, что касается пластической хирургии и косметологии, Даниэлла Порфиру вполне подстать. На первый взгляд журналистке было чуть больше тридцати, и единственным заметным свидетельством, что она имела-таки дело с хирургами, была пара бледно-голубых «цейсовских» имплантантов. Один юный репортер из французского журнала мод как-то назвал их «модно устаревшими». Как поговаривали злые языки в «Сенснете», этот репортер больше нигде и никогда не смог получить работу.
Энджи знала, что при первой же возможности Даниэлла заведет с ней разговор о наркотиках, о «наркотиках знаменитости», будет смотреть на нее в упор, широко, как школьница, распахнув васильковые глаза, чтобы заснять все на пленку.
Под грозным взором Порфира Даниэлла некоторое время пыталась сдерживаться — пока они не достигли крейсерской скорости где-то над Ютой.
— Я надеялась, — начала журналистка, — что кто-то поднимет этот вопрос до меня...
— Даниэлла, — остановила ее Энджи, — прими мои извинения. Как это невнимательно с моей стороны.
Она дотронулась до обшитой шпоном панели походной кухни «хосака». Механизм мягко заурчал и начал выдавать крохотные тарелочки с копченой уткой цвета чая, устрицами на тостах под черным перцем, за пирогом с лангустами последовали кунжутные блинчики... Порфир, уловив намек Энджи, извлек бутылку охлажденного «шабли» — любимого вина Даниэллы, насколько помнила Энджи. Кто-то — уж не Свифт ли? — это помнил тоже.
— Наркотики, — сказала Даниэлла четверть часа спустя, доедая утку.
— Не беспокойтесь, — заверил ее Порфир. — Когда вы прибудете в Нью-Йорк, там будет все, что пожелаете.
Даниэлла улыбнулась.
— Вы так забавны. А вам известно, что у меня есть копия вашего свидетельства о рождении? Я знаю ваше настоящее имя. — Все еще улыбаясь, она бросила на него многозначительный взгляд.
— Какая мне разница, — сказал он, наполняя ее бокал.
— Интересное замечание, учитывая врожденные дефекты. — Она пригубила вино.
— Врожденные, приобретенные... В наше время кто только себя не изменяет, не правда ли? И еще как! Кто укладывает вам волосы, дорогая? — парикмахер подался вперед. — Вас, Даниэлла, спасает лишь то, что на вашем фоне прочие представители вашего вида и на людей-то не похожи.
Даниэлла улыбнулась.
* * *
Само интервью прошло довольно гладко. Даниэлла была достаточно опытна, чтобы не переступить в своих маневрах тот болевой порог, за которым могла бы столкнуться с серьезным сопротивлением со стороны жертвы. Но когда она провела кончиком пальца по виску, нажимая на подкожную клавишу, которая выключила ее записывающее оборудование, Энджи напряглась в ожидании настоящей атаки. |