Мохтар шагнул в лодку, и они отчалили. Они увозили кофейные зерна из порта Мохи – впервые за восемьдесят лет.

Глава 38

Добро пожаловать в Джибути

Волны опрокидывали их на дно лодки. Они выпрямлялись, и смеялись, и крепче цеплялись за борта. Этой лодке, такой нелепой и неловкой, любая рябь грозила катастрофой. Вскоре они уже вымокли до нитки. И дети тоже. Дети жались друг к другу у миделя и за три часа не произнесли ни слова.

Когда берег позади исчез, Эндрю достал из рюкзака пакет ката.

– Серьезно? – спросил Мохтар.

Эндрю улыбнулся. Кат их успокоит. Кат превратит побег в простую экскурсию. Они пожевали – и жизнь как будто наладилась, и они ударились в философию, хотя им и приходилось перекрикивать рев воды и ветра. Миновал час, море унялось, кат действовал вовсю. И поскольку сияло солнце, а доверие к капитану росло с каждой милей, обоих охватило благодушие. Сидя на кофейных образцах, тоже прижавшись друг к другу посреди лодки, Мохтар и Эндрю погрузились в череду нелепых философских бесед, какие случаются только под катом – или, может, только в море, под катом, между войной и неведомым берегом.

Они говорили о Боге, Мохтар вдруг изрек:

– Верить, что к Богу ведет лишь один путь, значит ограничивать Бога, – и решил, что эта глубочайшая мысль изменит их жизнь навеки.

Они говорили и о практических материях – о кофе, о плантациях, фермерах, планах. Поскольку они считали, что пересекают Красное море благополучно, а сотни других людей хотели бы выехать из Йемена, да не могут, они составили план: если доберутся до Джибути, наймут лодку, скажем, пассажиров на двести пятьдесят, будут возить йеменцев, и американцев, и вообще всех через Красное море, делать работу, которую Госдепартамент США не мог делать или не желал. Назовут эту операцию «Арабская Моха». Они свято верили, что так все и будет.

Они шли на зюйд-зюйд-вест до самого Баб-эль-Мандебского пролива – там, между Северным Джибути и Южным Йеменом, море сужается. В заливе поднялось волнение, ветер окреп. Следующий час они гадали, насколько еще можно промокнуть, сколько еще воды вытянет лодка, насколько вероятно, что их образцы будут отдавать морем.

Но потом показалось побережье Джибути, безлюдное и серое. В сгущающейся ночи они еще несколько часов шли вдоль берега. Изредка навстречу попадались рыбаки, порой в далекой вышине мигали огни самолетов. Ночь заполоняла небо, и лодка шла по черной воде. Первый местный порт, что им повстречался, – Обок, крошечный городишко на восточной оконечности джибутийского побережья, но высаживаться там они не планировали никоим образом. Там нет американского посольства – там вообще почти ничего нет. Незачем там причаливать.

Но капитан причаливал.

– Это на минуту, – сказал капитан.

Ему надо было высадить детей. Йеменские беженцы въезжают через Обок, пояснил он. Там поблизости лагерь беженцев ООН. Капитан высадит детей, и они отправятся дальше.

Но пахло жареным. Тендерлойнское чутье Мохтара посылало сигнал тревоги. Пять часов они привыкали доверять капитану – и вон оно что. Этого они и боялись – внезапных поворотов, непредвиденных перемен в планах. Капитан, однако, был невозмутим, и когда он направился к пристани, Мохтар и Эндрю смолчали. Мохтар рассчитывал, что пяти минут хватит: мальчик с девочкой вылезут, лодка отчалит.

Людей в форме он не ожидал. Но на пристани стояли двое, и капитан бросал им швартов.

– Что происходит? – спросил его Мохтар.

– Высаживаем детей, – ответил тот. – Не волнуйтесь.

Мужчины в форме жестом велели Мохтару и Эндрю тоже высадиться.

– А это еще кто? – прошептал Эндрю.