В основном четырехполосное, блокпосты редки и работают споро. В Моху они прибыли под вечер.
Мохтар читал про Моху, назвал свою компанию в честь Мохи, история Мохи пленяла его годами. Но увидел он Моху впервые. Дорога в город была вся изрыта, вокруг теснились ветхие каменные дома – многие уже обезлюдели. Знаменитый порт некогда был одним из крупнейших в мире, но сейчас здесь осталось лишь тысяч пятнадцать обездоленных душ. Моха переживала трудные времена.
Во всем городе работала только одна гостиница. Внутри царил хаос. В гостиницу набились все, кто хотел выбраться из Йемена через Моху, – эфиопы, эритрейцы, сомалийцы. Портье за стойкой требовал за номера впятеро больше, чем обычно. Ну а куда деваться? Они уплатили и пошли в номер.
Мохтар позвонил Махмуду, и тот сказал, что пристроит их на завтрашний рейс. В гостиницу Махмуд приехал через час и подтвердил, что они могут сесть на сомалийское грузовое судно, которое обычно возило в Моху скот, однако нынче переоборудовано и вывозит из Йемена людей. Завтра, сказал Махмуд, – или, может, в воскресенье, поправился он, – судно возьмет на борт сто пятьдесят человек и несколько тонн лука. Махмуд договорится, чтобы Мохтару и Эндрю нашлось место. Переход до Джибути – это часов пятнадцать или двадцать.
Эндрю встревожился. Завтрашний отъезд не гарантирован. Когда прибудут – непонятно. Расчеты не обещали ничего хорошего для обжарки. Если не уехать завтра, в субботу, на следующий день они не выберутся из Джибути, а значит, не попадут на вечерний десятичасовой рейс из Аддис-Абебы, а следовательно, прилетев в Штаты, не успеют обжарить кофе. После обжарки кофе нужно отдохнуть, иначе он не будет хорош, а если кофе не будет хорош, все это лишено смысла.
– Значит, выходим завтра, – сказал Мохтар.
Они поужинали в гостинице и рано вернулись в номер. Жуя кат, услышали, как к гостинице с ревом подкатили три дизельных автобуса. В окно увидели, как оттуда высадились десятки сомалийцев. Видимо, они завтра тоже будут на борту, заключил Мохтар. Все отчаянно рвались прочь из этого города.
– Можем с утра посмотреть мечеть аш-Шазили, – предложил Мохтар.
Он об этом думал весь день. Моха – духовная родина первого Монаха из Мохи, шейха Али ибн Омара аш-Шазили, человека, который первым сварил кофе, начал им торговать.
Эндрю посмотрел на Мохтара, как будто тот лишился ума:
– Мы не пойдем с утра в мечеть. Мы не в отпуске. Мы выметаемся отсюда.
Они проснулись на рассвете и позвонили Махмуду.
– У нас тут загвоздка, – сказал Махмуд, а остальное Мохтар уже понял и сам.
В Йемене ничего не бывает просто. Сказали, что посадят на судно? Это было только начало разговора. Нельзя просто купить билет и взойти на борт. Махмуд сообщил, что топлива нет и сегодня судно из порта не выйдет.
– А когда выйдет? – спросил Мохтар.
– Трудно сказать.
Мохтар поинтересовался, есть ли другие варианты. Махмуд обронил, что есть невеликий шанс нанять, как он выразился, скоростной катер. На катере до Джибути – часов пять-шесть, сказал он. Мохтар вообразил катер, на каких ходят карибские наркодельцы.
– Я поразведаю, – сказал Махмуд.
Мохтар понял, что это значит. У него есть время.
Гидом ему был местный судья и историк Адель Фадх. Этот низенький, немолодой, кроткий человек завел Мохтара в мечеть – скромное здание, где кипел серьезный ремонт. Они прошли под строительными лесами; в высокие окна лился утренний свет. Мечеть построили в честь шейха Али ибн Омара аш-Шазили, и она вся вибрировала живым духом. Суфий аш-Шазили пошел в Харэр, взял в жены эфиопку и принес кофейное дерево – еще дикое, не культивированное – назад в Йемен. |