В Бани Исмаил он видел самый драгоценный и дорогой йеменский кофе. Зерна маленькие, почти круглые, урожай сильно зависит от дождей. Местный кооператив был дружелюбен и дисциплинирован, но там не знали наверняка, сколько кофе производят. За один урожай, сказали Мохтару, наполняем по два грузовика в неделю плюс-минус восемь недель. Более точных подсчетов они не проводили. В Аль-Удайне Мохтар видел самые красивые зерна во всем Йемене. Но не все поездки увенчивались успехом. Наоборот – успех выпадал редко. Как-то раз Мохтар семь часов ехал в Хадджу – согласно его исследованиям, это кофейный регион. Приехав, никакого кофе он не нашел. Местного крестьянина на пыльной дороге потрясло, что Мохтар зазря притащился в такую даль.
– Кофе выращивал дед моего деда, – сказал крестьянин. – Ты припоздал лет на сто.
Всякий раз, когда Мохтар возвращался в Сану, Мохамед и Кенза видели при нем очередной мешок и замечали, что их гостиная как будто съеживается. Но оба помалкивали, принимая за беспримесную правду то, что Мохтар им сообщил, – что он пишет курсовую про кофе в Йемене.
Однако спустя время стало ясно, что обманывать их больше нельзя.
– Я начинаю бизнес, – сообщил им Мохтар.
– Что ж ты раньше-то не сказал? – спросили они.
Даже не знаю, как ответить, отозвался он. Хамуд велел планами ни с кем не делиться. Но с другой стороны, посмотрим, что такое для йеменцев местное кофейное производство. Несерьезно. С тем же успехом можно говорить, что торгуешь леденцами. На продаже кофе никто не зарабатывает.
– Но у меня может получиться, – прибавил Мохтар.
Он рассказал, где побывал, показал фотографии. Мохамед и Кенза были изумлены. Они никогда не видели этих районов Йемена. В Иббе, конечно, бывали, но в Хайме нет, и в Буре, и Хаддже, и в Бани Хаммад.
– Что ж ты нас-то с собой не взял? – спросили они.
Иногда он брал их сына Нуридина. Восемнадцать лет, самый старший из шестерых детей, что по-прежнему жили дома. Только что окончил школу, перспектив никаких. Подумывая про американский колледж, он подал на визу в посольство США, и там его завернули с комической снисходительностью.
– Кто вас спонсирует? – спросили его.
– Мой брат Акрам, – ответил Нуридин. – Он работает вахтером в Современном еврейском музее в Сан-Франциско.
– В Сан-Франциско? Да это самый дорогой город в мире! – сказал агент и в визе отказал.
Тогда Нуридин подал документы на рабочую визу в Южную Корею. Визу получил, прилетел в Сеул, приземлился, но его не пустили. Все бумаги были в порядке, но его опять посадили на самолет и отправили обратно. Тогда он полетел в Малайзию, исторически гостеприимную к йеменцам, и там одно время работал в ресторане, где ему платили смешные деньги, да еще и издевались.
А теперь Мохтару не помешала бы помощь. Ему нужен человек, который будет ездить с ним по регионам, помогать каталогизировать образцы, записывать имена фермеров, урожаи. Нуридин стал первым сотрудником Мохтара, а вопрос зарплаты они, естественно, отложили на потом.
Мохтар по-прежнему навещал племенные территории, в нескольких часах или нескольких днях езды от Саны, и всякий раз брал с собой нож и пистолет «зиг зауэр». У шофера была полуавтоматическая винтовка. Если предстояла поездка в особенно беспокойный или непонятный район, с ними ехал охранник с «калашом» и гранатой. Все это было в порядке вещей. В Йемене проживают двадцать пять миллионов человек, и в стране минимум тринадцать миллионов единиц оружия – в пересчете на душу населения это самое вооруженное государство после Соединенных Штатов. Мужчины носили «калаши» на улицах. |