Дома, в которых селились военные, примыкали к крепостной стене. В одном из таких домов жил с женой, дочерью и слугами начальник бакинской таможни, полковник Александровский. Из его двора на стену вела каменная лестница. Взойдя по ней наверх, можно было обойти по стене вокруг города, если бы не воспрещали постовые, да не мешали городские ворота, высокие, со скульптурными львами на фронтоне.

Крепостные ворота были памятны русским историей взятия Баку. С той поры прошло тринадцать лет, но еще и в русских, и в азербайджанских домах рассказывали, как окружили Баку войска генерала Цицианова и как потребовал он выдать ключи от города. Правитель Баку, Хусейн-Кули-хан любезно пригласил Цицианова на церемониал сдачи города. И едва генерал с небольшой свитой оказался перед бакинским владыкой, разгневанные горожане убили его. Голову Цицианова хан отправил в Тавриз, персидскому шаху. Только через полгода, когда к Баку подвел многочисленное войско генерал Булгаков, бакинский хан бежал в Персию, и русские вошли в городские ворота (6).

Теперь здешние мусульмане не представляли грозной силы для русского воинства. Все они — от оборванного нищего до знатного бека — подчинялись российским властям. И только по старой привычке жены русских офицеров пугали «татарами» своих детей, бегавших играть в мусульман ские кварталы.

— Не попадись нехристям! — припугнула семнадцатилетнюю дочь, Люсеньку, полковничиха Александровская, когда девушка, накинув легкий желтый плед и испанскую широкополую шляпу, вышла из дому. Чтобы спокойнее бы-ло на душе, барыня велела слуге последить за Люсенькой. Гнутый старичок Еремка выскользнул в дверцу ворот на улицу и, спустя полчаса, возвратился с растерянным видом.

— Не взыщите, свет-Варвара Николавна, — прошепелявил он.— Следил за барышней, а только остановить ее не смог, так как барышня Люси села в лодку с тем кучерявым морячком.

— С Остолоповым? — жадно, с затаенной радостью спросила барыня.

— С ним, с ним. — Еремка закивал головой. — Статный такой, кучерявый офицерик. Тот, что с Петербургу прибыл.

Барыня вспыхнула румянцем. Поддерживая полы халата, она поднялась по ступенькам на крепостную стену.

Море лежало в тридцати саженях от крепости — спокой-вое, жгуче-голубое, загроможденное у берега множеством судов. Взгляд Варвары Николаевны скользнул по мачтам и устремился вдаль, где желтым нечетким пятном виднелся остров Наргин. Там, в хрустальной синеве, белым перышком скользил парус. «Ишь куда унеслись, — подумала барыня.— Не налетел бы ураган, не опрокинул!» — Курносая, низенькая и располневшая, она стояла на крепостной стене, пока не увидела — от «Девичьей башни» идут моряки...

Яхта плыла к Наргину, затем вдруг поворачивала к Апшерону, описывала полукруг и вновь мелькала на просторе.

Лейтенант Остолопов, в йолной форме, с кортиком на боку, сидел напротив Люсеньки. Он был красив жестким, упрямым взглядом, хищным птичьим носом и выступающим вперед подбородком. По лицу моряка пробегала пренебре жительная улыбка.

— Не этого я хотел, Люси... Разве это море, — говорил он тоскливо. — Грязное, затхлое болото, а не море. С берега на берег перепрыгнуть можно...

Люся растерянно смотрела на лейтенанта. Ей было жаль его. Она думала, что надо пересесть к нему и положить на плечо руку.

Моряк чувствовал это. Отрывая взгляд от волн, он вдруг начинал любоваться девушкой и находил, что она очень нежна и красива. У Люсеньки был острый отцовский нос, карие материнские глаза и каштановые волосы. Девичьи кудри лежали на плечах. Легкий бриз дул в спину и заносил их к мягкому подбородку, прикрывал тугие маленькие груди, обнаженные глубоким вырезом декольте.

— Я увезу вас отсюда, Люси, — улыбнулся и вздохнул лейтенант.— Непременно увезу.