Изменить размер шрифта - +
Настоящий Сайнс оказался необыкновенно милым и симпатичным человеком с лучистой улыбкой. По случаю праздника он облачился в роскошный костюм винного цвета и расшитый райскими птицами жилет. Сайнс опирался на тяжёлую резную трость. В движениях его тела, изуродованного церебральным параличом, чудилась жутковатая грация. К Эмли и Звенталь прямо из окна спрыгнул Фа Ньюра Ни Онья, и Эмли поцеловала его в губы. Вася поёжился. Странно и неуютно было видеть Ни Онью живым и весёлым, зная, что скоро он предаст возлюбленную, станет преступником и будет казнён…

Архитекторы почти не изменились. Только с Боцмана начал облезать его идеальный загар. Ехидна вела его по открытой галерее, уцепив пальцем за карман, и с заговорщицким видом бубнила что‑то неразборчивое.

Хайлерт и Лаунхоффер стояли на высоком балконе и беседовали.

— Это бесконечный процесс, —  говорил Ящер. – Как только мы вводим в строй новые мощности, у наших сотрудников появляются идеи, требующие ещё более значительных мощностей. Это естественно.

— Но до сих пор нет альтернативы фракционной магистрали, —  печально заметил Хайлерт. – Мы думаем об этом с тех пор, как Лилия её написала. Это очень хорошая вещь, но у неё есть неустранимые уязвимости.

— А это потому что людей нет, Иган, —  сказал Эрик. – Видите, как нас мало? Видите? – и он широким жестом обвёл праздничный мир.

Хайлерт покачал головой.

Вася огляделся и понял, что людей действительно очень мало. Гости терялись в залах и галереях дворца. Здесь не было креатур, только сотрудники, и потому исчезла иллюзия многолюдья. Вася не знал, сколько точно людей в Лабораториях, но помнил, что никак не больше двух тысяч.

— Да, —  согласился Иган, —  картина не такая весёлая, как хотелось бы.

— А всё наш уважаемый директор, —  проворчал Эрик, —  с его любовью к публичным мероприятиям.

— Публики определённо не хватает…

— Потому что не надо было загружать дворцовый комплекс, рассчитанный на сотни тысяч. Зачем это?

— Что же было делать? – огорчённо сказал Старик, показавшись в дверях. – Такой праздник! Такой праздник! Не Пыльную же комнату было под него загружать. У нас так редко бывают большие праздники.

Он расстроился чуть ли не до слёз. Хайлерт оглянулся на Старика, покраснел, заметался и впопыхах загрузил над горами гигантский транспарант, непристойно и безвкусно роскошный. Золотом по кумачу просияла надпись: «Слава Человеку–Труженику!»

— Эх! – сказал Старик и ушёл.

— Хм, —  сказал Ящер.

Всеобщее глубочайшее уважение к Старику сохраняло транспарант нетронутым около четырёх минут. Потом кто‑то не выдержал, и надпись сменилась на «Слава ёжикам!»

К Ящеру подошла Ворона и стукнула его кулаком.

— Что не так? – смиренно спросил Ящер.

— Сказал гадость, —  осудила его Ворона, —  и стоит довольный!

Ящер ничего не ответил, но на лице его выразилось, что он действительно очень собой доволен.

— Ладно, ладно! – строго сказала Ворона. – Ты обещал мне аккомпанировать, помнишь? Пойдём.

Она развернулась и направилась вглубь сияющих залов. Россыпи цветных огоньков танцевали между золотыми колоннами. Под узорчатыми сводами текли реки света. В огромных проёмах жили движущиеся витражи: на них кружились влюблённые пары и порхали бабочки, драконы хлопали крыльями, выдыхая прохладное пламя. Серебристые звёзды перемигивались и улыбались пухлыми губками. Ящер извинился перед Хайлертом и пошёл вслед за женой.

Рояль в зале оказался тот же, что стоял в Пыльной комнате – древний и ободранный, с пожелтевшими клавишами. Ящер поднял и закрепил его крышку.

Быстрый переход