— А после того, как он возьмет тебя в дело, что? Очаровательная жена?

Морис улыбнулся.

— Которая подарит нетерпеливому миру Мориса-третьего? А потом старость, внуки и, наконец, кладбищенские маргаритки? Таково твое понятие о карьере? Что ж, каждому свое.

— А каково ваше понятие о карьере, доктор? — спросила Китти.

— Помогать слабым и устранять несправедливость, — ответствовал доктор Бэрри, проведя по ней взглядом.

— Я уверена, что в этом все мы сходимся, — заявила квартирная хозяйка. Миссис Холл согласно кивнула.

— О нет, не все. Вот и я не вполне последователен, иначе уже давно был бы с маленьким Дикки вместо того, чтобы прохлаждаться среди этого великолепия.

— Приведите ко мне Дикки, я хочу с ним поздороваться, — попросила миссис Холл. — Его отец тоже приехал?

— Мама! — прошептала Китти.

— Мой брат в прошлом году погиб, — сказал доктор Бэрри. — Видимо, вы запамятовали. Война не сделала его крепким и не придала силу его членам, как полагает Морис. Ему достался осколок в живот.

И он удалился.

— Кажется, доктор Бэрри становится циником, — заметила Ада. — Кажется, он ревнует.

Она была права: доктор Бэрри, который в свое время был покорителем женских сердец, не мог долго выносить общество молодежи. Бедный Морис столкнулся с ним еще раз. Он уже прощался со своей квартирной хозяйкой, красивой женщиной, которая со старшими мальчиками держалась очень корректно. Они тепло пожали друг другу руки.

Оборачиваясь, Морис услышал голос мистера Бэрри:

— Что ж, Морис, юноша неотразим в любви так же, как на войне, — и поймал его циничный взгляд.

— Не понимаю, что вы имеете в виду, доктор Бэрри.

— Ах, юные создания! Послушать вас — так воды не замутите. Он не понимает, что я имею в виду! Застенчив, точно девушка! Будь искренним, мужчина, будь искренним. Никого не обманывай. Искренние намерения — чистые намерения. Это тебе говорю я — врач и старик. Человек, рожденный женщиной, обязан быть с женщиной, чтобы род человеческий продолжался.

Морис уставился на квартирную хозяйку, та энергично отстранила его. Морис покраснел до ушей: он вспомнил картинки мистера Дьюси. Беспокойство — вовсе не такое глубокое и прекрасное, как печаль — поднялось на поверхность памяти, обнаружило ее несостоятельность и исчезло. Он не спрашивал себя, каково происхождение этой тревоги, ибо час его еще не настал, но и первые признаки были ужасны, так что Морис, хоть и чувствовал себя героем, захотел вновь стать маленьким мальчиком и вечно шагать в полусне берегом бесцветного моря. Доктор Бэрри продолжал свою лекцию и под прикрытием дружеских манер наговорил много такого, что причинило боль.

V

Он выбрал колледж, в который поступил его школьный товарищ Чепмен и другие саннингтонцы, и по прошествии первого года успел немного привыкнуть к незнакомой университетской жизни. Вступил в землячество, вместе они проводили досуг, чаевничали, завтракали, хранили провинциальные обычаи и говор, сидели локоть к локтю на общем обеде, гуляли по улицам рука об руку. Иногда устраивали попойки, загадочно хвастались победами над женщинами, но кругозор их оставался кругозором старшеклассников, и у некоторых из них остался таким на всю жизнь. С другими студентами они не враждовали, но держались слишком обособленно, чтобы пользоваться успехом, были слишком заурядны, чтобы верховодить, и вообще они не рисковали сходиться ближе с воспитанниками других школ. Все это устраивало Мориса. Он был ленив от природы. И хотя не удалось преодолеть ни одной из прежних трудностей, не прибавилось и новых, а это уже кое-что. Безмолвие продолжалось.