Пока «Коршун» катился по улицам столицы, я читал письма от администрации академии. Новые регламенты, уточнения расписания, изменения в программе, присланные из императорской канцелярии нормативные акты — вся эта бюрократия живо напомнила мне, что именно в работе преподавателя мне не нравится. На каждую бумажку требовалась еще одна бумажка, прикрытая еще одной бумажкой.

А ведь это всего лишь уровень преподавателя, меньше только у низшего персонала. Что за горы документов сыплются на голову Романовского или уж тем более Александровой, даже представлять страшно. В такие моменты я искренне рад, что мне не пришлось самому основывать учебное заведение и становиться в нем ректором. Себе можно признаться откровенно — если бы вся эта бумажная волокита была на мне, я бы провел новый ритуал и сбежал в другой мир.

— Подъезжаем, Иван Владимирович, — сообщил водитель, выруливая на внутреннюю парковку.

— Хорошо, — ответил я, убирая телефон.

Погода стояла все еще по-летнему жаркая, так что стоило мне выбраться из автомобиля, как прогретая солнцем улица ударила в лицо теплом. Я даже глаза прикрыл, привыкая после кондиционированного салона.

Шагая по нагретым плитам внутреннего двора, я не слишком смотрел по сторонам. Привычный вид академии не вызывал во мне тяги любоваться зелеными насаждениями. Хотя некоторые студенты, уже блуждающие по территории, то и дело останавливались, чтобы оценить художественно оплетенные растениями статуи.

Обычно для этой цели используются знаменитые выпускники, но в нашем случае скульпторы воспользовались шансом создать свои шедевры, восстанавливая облик героев Российской Империи и правящего рода. Перед центральным входом и вовсе за лето появилась статуя его императорского величества Федора, чьим именем и называлась наша академия.

— Иван Владимирович, — кивнул мне Легостаев, спускаясь с крыльца.

— Сергей Константинович, — повторив его жест, отозвался я.

Нас нельзя было назвать друзьями, однако к некроманту я ощущал некоторое уважение. Не знаю, каким он получился солдатом и офицером, но преподавателем оказался шикарным. Возможно, он сам от себя не ожидал, что в нем пропадает талант передавать знания, но факт оставался фактом — Сергей Константинович был одним из самых популярных преподавателей.

— Сестра просила передать вам, — сунув руку за пазуху, маг смерти вытащил конверт, запечатанный сургучом. — Надеюсь, у вас найдется время, чтобы посетить ее торжество.

Я принял послание, но вскрывать сразу же не стал.

— Пока ничего обещать не могу, но в случае, если не получится присутствовать самому, надеюсь, вы передадите мой подарок Варваре Константиновне?

— Разумеется, — чуть прикрыв глаза, ответил Легостаев. — Всего доброго, Иван Владимирович, а мне пора на пары.

Кивнув ему, я поднялся по ступенькам и, толкнув створку, вошел в здание.

За этот год с семьей Легостаевых у нас выстроилась довольно любопытная история взаимоотношений. Однако я мог с чистой совестью признать: свое дело потомственные маги смерти знали. И карьера Варвары Константиновны это доказывала.

Несколько раскрытых заговоров на периферии, сотрудничество с Антониной Владиславовной в вопросах предательства среди сотрудников Службы Имперской Безопасности, допросы предоставленных мной голов — все это позволило Легостаевой не только возглавить столичный отдел некромантов, но и встать у руля подразделения всех магов смерти Российской Империи.

Как бы мне ни грела душу мысль, что без меня такой взлет был бы невозможен, однако в действительности наше с Варварой Константиновной сотрудничество вряд ли составит десять процентов всех дел, с которыми столкнулась Легостаева на службе.