– Это честь для меня, мой Эрт.

– Я решил, что доверю тебе самое ценное, что есть у меня.

– Мой Эрт?

– Наклонись ближе и слушай. Сегодня ты уедешь из дворца и отправишься…

Слова неразборчивы, но герцог слушает, что есть сил напрягая слух. Потому что король дает ему нечто большее, чем золото или власть.

Он отдает ему весь мир.

И этот мир заключается в простой шкатулке.

Рано или поздно кольцо должно найти своего наследника. Поздно или рано…

Герцог принимает его с благоговением, снимая с сухих королевских пальцев.

Он будет хранить его до конца своей жизни.

– Мам, а откуда яд?

– Там есть рецепт. Прочитаешь. И на полке книга с рецептами. Вон та…

Луис протягивает руку, и, повинуясь жесту Вальеры, снимает с полки… молитвенник?

Да, именно его!

В ядовито-розовом переплете, изукрашенный золотом, голубками, морскими волнами, и прочими пасторальными сценами.

Да, отец такое в руки век не возьмет.

Повинуясь шепоту Вальеры, Луис переворачивает молитвенник, и открывает его с противоположной стороны. Страниц тридцать заполнено убористым почерком… Вальеры? Нет, мать пишет иначе, ее руку Луис знает.

– Это еще моя бабка переписывала, – Вальера чуть улыбается. – Отдаю тебе. Лусии не доверяй, понял?

– Да, мам.

– Если бы она поумнела, повзрослела, но она еще соплюшка. Ей пока нельзя.

Луис кивнул.

– Обещаю.

– Отец ничего не должен знать. Поклянись.

– Клянусь.

Луис не испытывает никаких сомнений. Здесь и сейчас они с матерью думают, как одно целое, действуют, как один человек.

Лусия молода и глупа, Эрико отдаст все отцу в напрасной попытке заслужить его любовь, Родригу слишком безвольный и ведомый для этого знания.

Эттан…

Кто его знает, что наворотит мужчина в попытках добиться власти?

Уже наворотил!

Из всех детей это знание способен сохранить лишь Луис.

Внизу слышен шум.

Луис и Вальера переглядываются. Мужчина быстро захлопывает шкатулку, поворачивает все нужные рычажки, ставит ее на место и задвигает тайник. Все, что сказала мать, огненными штрихами врезано в его память.

Он никогда не забудет…

Вовремя, все вовремя. Потому что через минуту в комнату врывается встревоженный Эттан.

Луис выходит.

У него еще будет время побыть наедине с матерью. А сейчас надо оставить отца с ней. Они были вместе больше тридцати лет, Эттан любит ее, эгоистично, жестоко, немного слепо, как умеет, но любит. Надо дать им время побыть наедине.

Попрощаться.

А сам Луис идет к сестре.

Лусия рыдает на кровати. Бьется в истерике, отталкивает руки служанок, швыряется подушками…

Луис отсылает всех одним жестом, садится рядом.

– Лу, прекрати.

Бесполезно. Крики, слезы, сопли, вопли…

Встряхнуть сестру за плечи, глядя в красное лицо с распухшим носом.

– Я кому сказал!

Помогает, но ненадолго. Лусия вцепляется в его рубашку, обильно заливая ее слезами.

– Луис!! Скажи, что это неправда!! Мама не умирает!?

И прочитав ответ в его молчании, принимается рыдать еще сильнее.

– Она не может умереть! Это неправильно!! Так нельзя!!!

Луис молча гладит сестру по волосам. Капризное, избалованное, любимое матерью дитя. Что тут скажешь?

Конечно, нельзя. И неправильно. Луис понимал, что рано или поздно матери не станет, но представлял это как-то иначе.

Скажем, восемьдесят лет, чепец на белых от старости волосах, рыдающие дети и внуки, может, даже правнуки… уж точно не рана в живот.