Иначе ЦРУ ими бы не заинтересовалось. А тут еще этот русский пограничник!

Однако когда пошел второй час, Селезнев начал уставать, а его подозрения вновь усилились. Конечно, он не был профессионалом, но даже ему стало ясно — батискаф делает одни и те же операции уже чуть ли не третий раз подряд. За это время можно было уже десять раз определить бортовой номер субмарины и все остальное, что можно, о ней выяснить. Однако японцы, которые постоянно переговаривались между собой на своем языке, не унимались.

У Селезнева появилась полная уверенность, что вся эта безобидная суета вокруг подлодки устроена исключительно ради него. Чтобы усыпить его бдительность и дождаться, пока ему надоест и он покинет борт корабля. А вот тогда начнется настоящая работа.

«Что же им на самом деле нужно от этой подлодки? — в который раз мысленно спросил себя Селезнев. — Может, там какие-нибудь ценности, о которых они у себя дома из архивов узнали?»

Сам не зная об этом, Селезнев почти угадал. Бомбы с ядом рыбы фугу можно было назвать ценностями. А узнали о них японцы именно из архивов.

Еще через четверть часа терпение Селезнева окончательно иссякло.

— Господин Яманиси! — резко сказал он японцу, тоже остававшемуся в каюте все это время. — Скажите, долго вы еще собираетесь исследовать это затонувшее судно?

— Я же вам говорил, господин Селезнев, нам необходимо установить бортовой номер… — начал старую песню японец.

— Чтобы номер установить, у вас было уже достаточно времени! Ясно ведь, что на самой субмарине его быть не может!

— Да, это так, — кивнул японец. — Именно поэтому нам, видимо, придется вскрыть субмарину.

— Зачем?! — с деланным удивлением спросил Селезнев.

На самом деле Селезнев уже совершенно не удивлялся. Эти слова японца только подтверждали его гипотезу — на субмарине есть нечто ценное, что японцы собираются поднять. Не иначе как раз об этом его Полундра хотел предупредить. Но он сам не лыком шит — и так догадался. Так что шиш вам, самураи!

Лодка лежит в российских территориальных водах, а значит, и все, что на ней есть, принадлежит России.

Хотя бы как военный трофей. И неважно, что он лежал бесхозным шестьдесят лет. По законам он все равно российский.

— Может быть, там остались какие-то документы, — ответил Яманиси.

Это звучало уже совершенно неубедительно.

— Какие могут остаться документы, если лодка лежала на дне шестьдесят лет?!

— Всякое может быть…

— Господин Яманиси, насколько я понимаю, вы не археологи. А такого рода исследования относятся, на мой взгляд, уже скорее к археологии, — заявил Селезнев. — И у вас нет разрешения от российских властей на вскрытие этой подводной лодки. Поэтому я, как представитель своей страны, официально вам это запрещаю.

— Но я же говорил вам, мой долг перед соотечественниками…

— Вы вернетесь к себе в Японию и исполните свой долг, сообщив о том, что обнаружили эту субмарину.

А потом ваши историки — заметьте, господин Яманиси, именно историки, а не биологи — свяжутся с нашими властями и получат разрешение. Тогда вам никто не будет препятствовать.

— Но это займет много времени. Родственники погибших…

— Не так уж много времени это займет. От силы — год. Родственники погибших ждали шестьдесят лет, еще один год ничего не изменит, — Селезнев был непреклонен. — Я не возражаю против визуального осмотра корабля, но проникать внутрь разрешить вам не могу.