|
Матросы, утомленные жарой, ушли без сомнения в трюм, и все спало на корабле, за исключением рулевого и трех других моряков, лежавших у большой мачты. В это время рулевой позвонил восемь раз в маленький колокольчик, находившийся подле него, и воскликнул громким голосом: -- Эй! вы, ступайте на смену! Шум, произведенный этим движением, разбудил человека, спавшего в кормовой каюте, ибо полог зашевелился, раздался кашель и бормотанье, и он вышел оттуда, протирая себе глаза и зевая странным образом. Это был господин Бенуа (Клод Борромей Марциал). Шкипер и хозяин корабля "Катерина", в триста ластов груза и обшитого медью. Господин Бенуа был человек малорослый, сутулый, краснощекий, несколько плешивый, с большим красным носом, толстыми губами, вдавшимся подбородком, полными и гладкими щеками и маленькими светло-голубыми глазами, выражавшими совершенное спокойствие; одним словом -- одаренный самой честнейшей наружностью в свете. Одет он был в куртку и панталоны из полосатой нанки. И когда, повязав на шею шелковый цветной платочек и надев на седеющую голову свою соломенную шляпу с широкими полями, он вышел на палубу со спокойным и веселым лицом, заложив руки назад... то, если бы не палящее солнце экватора, сверкавшее в волнах океана, как в зеркале, если бы не удушливый жар и не зыбкая палуба корабля, то можно было бы принять господина Бенуа за доброго сельского жителя, наслаждающегося благовонным утренним воздухом в своей цветущей липовой рощице и вдыхающего ароматный запах своих жасминовых кустов, покрытых блестящими каплями росы. -- Ну что, земляк, -- сказал он рулевому, шутя ущипнув его за ухо, -- не правда ли что наша "Катерина" идет перед ветром, как почтительная дочка перед своей маменькой! (Господин Бенуа любил употреблять всегда целомудренные сравнения.) -- Да, капитан, она шатается и виляет как пьяная баба. Смотрите-ка... как ее качнуло. А вот еще. -- Что делать дружок! Если бы у нас лежало внизу несколько десятков пудов чугунного балласта, то бедная "Катя" не шаталась бы так. Но дай только нам загрузиться и ты увидишь, что она также твердо будет стоять, как и комод мой для белья, который, помнишь, ты видел у меня в городе Нанте в моей столовой, где я обедаю с моими друзьями, -- сказал простодушно добрый шкипер, тяжело вздохнув. В эту минуту рослый мужчина, смуглый и худощавый, слез с мачты и спрыгнул на палубу. -- Я не видел более этого судна, -- сказал он капитану Бенуа, возвращая ему подзорную трубу. -- Видно оно скрылось в тумане, который чертовски густеет, а солнце?.. Как оно красно?.. -- Правда ваша, Симон, что солнце похоже теперь на раскаленную сковороду, на которой бывало Катя моя готовила мне макароны, зная что я их так люблю... (тут он опять вздохнул). Но, однако ж, послушай, это судно, право, начинает беспокоить меня. -- Оно исчезло, капитан, исчезло. Сперва, было, я принял его за военный корабль; но нет, оснастка на нем в таком беспорядке, мачты и паруса такие высокие, что сам черт бы опрокинулся на нем... если бы черти... -- Симон... Симон!.. Ты опять начал!.. Я не люблю слушать как ты богохульствуешь и философствуешь как язычник; а это не пройдет тебе даром. |
