-- От такой мерзкой погоды недолго и поседеть! -- проворчал он, кивая в
сторону рулевой рубки.
-- Разве это создает какие-то особые трудности? -- отозвался я. -- Ведь
задача проста, как дважды два -- четыре. Компас указывает направление,
расстояние и скорость также известны. Остается простой арифметический
подсчет.
-- Особые трудности! -- фыркнул собеседник. -- Просто, как дважды два
-- четыре! Арифметический подсчет.
Слегка откинувшись назад, он смерил меня взглядом.
-- А что вы скажете об отливе, который рвется в Золотые Ворота? --
спросил или, вернее, пролаял он. -- Какова скорость течения? А как относит?
А это что -- прислушайтесь-ка! Колокол? Мы лезем прямо на буй с колоколом!
Видите -- меняем курс.
Из тумана доносился заунывный звон, и я увидел, как рулевой быстро
завертел штурвал. Колокол звучал теперь не впереди, а сбоку. Слышен был
хриплый гудок нашего парохода, и время от времени на него откликались другие
гудки.
-- Какой-то еще пароходишко! -- заметил краснолицый, кивая вправо,
откуда доносились гудки. -- А это! Слышите? Просто гудят в рожок. Верно,
какая-нибудь шаланда. Эй, вы, там, на шаланде, не зевайте! Ну, я так и знал.
Сейчас кто-то хлебнет лиха!
Невидимый пароход давал гудок за гудком, и рожок вторил ему, казалось,
в страшном смятении.
-- Вот теперь они обменялись любезностями и стараются разойтись, --
продолжал краснолицый, когда тревожные гудки стихли.
Он разъяснял мне, о чем кричат друг другу сирены и рожки, а щеки у него
горели и глаза сверкали.
-- Слева пароходная сирена, а вон там, слышите, какой хрипун, -- это,
должно быть, паровая шхуна; она ползет от входа в бухту навстречу отливу.
Пронзительный свисток неистовствовал как одержимый где-то совсем близко
впереди. На "Мартинесе" ему ответили ударами гонга. Колеса нашего парохода
остановились, их пульсирующие удары по воде замерли, а затем возобновились.
Пронзительный свисток, напоминавший стрекотание сверчка среди рева диких
зверей, долетал теперь из тумана, откуда-то сбоку, и звучал все слабее и
слабее. Я вопросительно посмотрел на своего спутника.
-- Какой-то отчаянный катерок, -- пояснил он. -- Прямо стоило бы
потопить его! От них бывает много бед, а кому они нужны? Какой-нибудь осел
заберется на этакую посудину и носится по морю, сам не зная зачем, да
свистит как полоумный. А все должны сторониться, потому что, видите ли, он
идет и сам-то уж никак посторониться не умеет! Прет вперед, а вы смотрите в
оба! Обязанность уступать дорогу! Элементарная вежливость! Да они об этом
никакого представления не имеют.
Этот необъяснимый гнев немало меня позабавил; пока мой собеседник
возмущенно ковылял взад и вперед, я снова поддался романтическому обаянию
тумана. Да, в этом тумане, несомненно, была своя романтика. Словно серый,
исполненный таинственности призрак, навис он над крошечным земным шаром,
кружащимся в мировом пространстве. |