|
Неудержимое желание обнять ее, -- как я уже сделал однажды посреди стада котиков, -- охватило меня, но я сдержался. -- Я не буду рисковать, -- сказал я. -- Только загляну на палубу и посмотрю, что он там делает. Она взволнованно сжала мою руку и отпустила меня. Но на палубе, где я оставил Волка Ларсена, его не оказалось. Он, очевидно, спустился к себе в каюту. В эту ночь мы с Мод установили дежурства, так как нельзя было предвидеть, что может выкинуть Волк Ларсен. Он был способен на все. Мы прождали день и другой, но Ларсен не показывался. -- Эти головные боли... припадки... -- сказала Мод на четвертый день. -- Быть может, он болен, тяжело болен. Быть может, умер. Она ждала от меня ответа, но я молчал, и она добавила: -- Или умирает... -- Тем лучше, -- скачал я. -- Но подумайте, Хэмфри. Ведь он тоже человек. И умирает совсем один. -- Очень возможно... -- проворчал я. -- Да, возможно, -- продолжала она. -- Конечно, мы ничего не знаем наверное. Но если он действительно умирает, ужасно бросить его так. Я бы никогда этого не простила себе. Мы должны что-то сделать. -- Да, возможно, -- повторил я. Я ждал, улыбаясь про себя, и думал: как это по-женски -- проявлять беспокойство даже о Волке Ларсене! Куда девалось ее беспокойство за меня! А ведь еще недавно она так испугалась, когда я хотел только заглянуть на палубу. Мод разгадала смысл моего молчания -- она была достаточно умна и чутка. А прямота ее равнялась ее уму. -- Вы должны подняться на борт, Хэмфри, и узнать, в чем там дело, -- сказала она. -- А если вам хочется посмеяться надо мной, что ж, вы имеете на это право. Я заранее прощаю вас. Я послушно встал и направился к берегу. -- Только будьте осторожны! -- крикнула она мне вслед. Я помахал ей рукой с полубака и соскочил на палубу. Подойдя к трапу в кают-компанию, я окликнул Волка Ларсена. Он ответил мне. Когда он начал подниматься по трапу, я взвел курок револьвера, и все время, пока мы разговаривали, открыто держал револьвер в руке, но Ларсен не обращал на это никакого внимания. Внешне он не изменился за эти дни, но был мрачен и молчалив. Вряд ли можно назвать беседой те несколько слов, которыми мы обменялись. Я не спросил его, почему он не сходит на берег, и он не спросил, почему я не показывался на шхуне. Он сказал, что головная боль у него прошла, и я, не вступая в дальнейшие разговоры, ушел. Мод выслушала мое сообщение и облегченно вздохнула, а когда над камбузом показался дымок, это, видимо, окончательно ее успокоило. Дымок вился над камбузом и последующие дни, а порой и сам Волк Ларсен ненадолго появлялся на юте. Но это было все. Он не делал попыток спуститься на берег, -- нам это было известно, так как мы следили за ним и продолжали дежурить по ночам. |
