Вскоре Фатьма, отбыв срок, тихо покинула тюремные стены.

XII

С болью в сердце следил Капитан из окна камеры, как уходила Фатьма. Много недель назад они договорились с Боби, что вскоре она вернется, поселится в снятой для нее комнате поблизости от тюрьмы вместе со своей матерью, а нет — Капитан вызовет свою.

Шли дни. Каждый раз, когда Боби появлялся в камере, Капитан с нетерпением спрашивал:

— Ну что? Почему не приезжает?

— Не торопись. Приедет, — неизменно отвечал Боби.

Капитан снова бродил в одиночестве по коридору и, перебирая четки, думал о своей возлюбленной, которая почему-то не возвращалась. Она приедет, он был в этом уверен, непременно приедет. Все это так, но не пора бы?! Сон не шел к нему по ночам. Кусок не лез в горло. Он перестал играть. И каждый день ждал прихода Боби. А увидев его, хватал за руки:

— Она приедет! Ведь приедет?

— Сказано, приедет.

Во время прогулок Капитан подбегал к тюремным воротам, через которые вышла на волю Фатьма, и долго выглядывал свою возлюбленную.

Шли дни, недели, месяцы.

— На кого это ты там все глядишь, Капитан?

— На Фатьму.

— Где она? Пришла, что ли?

— Пришла. Гляди, вон она! Стоит, ждет меня.

Тех, кто смотрел за ворота, он с тревогой спрашивал:

— Верно ведь? Меня ждет?

И начинал говорить с ней, будто она и в самом деле стояла по ту сторону ворот:

— Ты приехала, Фатьма? Не стой, не жди, устанешь! Ступай в деревню, к моей матери. Меня переводят на остров Имралы. Отбуду срок — приеду!

Семьдесят вторая камера вскоре обрела свой прежний вид. Сначала были проданы тюфяки, одеяла, подушки, ботинки. Потом загнали лампочку, спустили одежку. Затем настал черед мангала, кастрюли, чайника, ложек. А после того, как осенью вынули стекла, в камере не осталось ничего, кроме капитанской постели.

В середине зимы выломали рамы, сожгли их на цементном полу, погрелись. Заметив предательский голодный блеск в глазах своих приятелей, лица которых освещало затухающее пламя костра, Куриный вдруг все понял. Понял их мысли и Бетон.

— Не надо! Ради аллаха, не надо! Он нам сделал столько добра!

— Плевать! — процедил Скала. — Мы тоже ему служили, как жены!

— Как жены, как жены, — пробормотал Куриный.

— Сам он виноват. Кто велел ему втюриться? — обронил Измирец.

— Никто.

На следующее утро, когда Капитан снова вышел к тюремным воротам, Скала схватил постель своего бывшего аги, взвалил ее на плечи и выскочил из камеры. За ним — остальные.

— Кому одеяло с тюфяком?!

— Кому постель?!

Капитан, вернувшись под вечер, словно не заметил исчезновения постели. Да и была ли она? Он не стал ни искать, ни спрашивать. Взобрался, как обычно, на окно, обхватил руками решетку, уставился на дорогу, по которой ушла Фатьма.

Как-то утром Скала подмигнул Куриному:

— Пиджак! Идет?

— Идет.

— Штаны и обувку тоже, — сказал Измирец.

— Ну и подлецы! Нет у вас жалости. Хоть одежду не трогайте! — снова вмешался было Бетон. Но его тут же осадили:

— А ты не лезь, понял?

— Не то раздавим, как гниду!

— Сват он тебе или брат?

— Подумаешь, школу кончил… Ученость свою теперь хочешь показать?!

Скала молча подошел к Капитану.