— Слезай!

Капитан, окрыленный надеждой, спустился с окна.

— Снимай пиджак!

Лицо хеттской статуи опять озарила улыбка.

— Снимай же! Фатьма пришла. Говорит: холодно, пусть Капитан пришлет свой пиджак. Снимай!

Капитан затрясся от радости. Заторопился, словно боялся, что она передумает.

— Фатьма? Говоришь, Фатьма? Пришла, значит? Мерзнет. Что ж, отдам, отдам! Где она?

— У ворот.

— Держи пиджак.

— И штаны.

— Штаны тоже?

— Да. Пусть, говорит, пришлет, постираю.

— Возьми, пусть постирает.

— Ботинки тоже давай.

— Возьми, возьми. Меня переведут на Имралы. Там выдадут новые. Ты ей скажи, пусть не ждет здесь. Пускай едет в деревню.

— Ладно, ладно!

Шлепая босыми ногами по цементному полу, Капитан в одном исподнем подошел к окошку и уставился на дорогу, по которой должна была пройти Фатьма. На дороге лежал снег.

XIII

Зима выдалась на редкость лютая. Сперва умерли от холода Бетон и Фитиль, за ними Куриный, Измирец и другие, ровным счетом десять человек.

В конце зимы, почесывая затылок, в камеру вернулся Скверный. Никто не обратил на него внимания. Капитан, куда бы ни глянул, видел только Фатьму. Да и Скверный не собирался просить прощения. Сел в угол, лениво позевывая.

Холода не унимались. Как-то морозным утром надзиратели нашли мертвыми в камере Скверного и Скалу. Капитан примерз к решетке, его огромные руки с трудом удалось оторвать от железа. Он был в забытьи, но сердце еще билось.

На носилках отправили в лазарет.

Он выжил. Огромное тело победило болезнь.

— Фатьма! — сказал он, как только пришел в себя. — Передайте, чтобы не ждала! Меня переведут на Имралы. Кончится срок…

— Передали, — сказал санитар. — Уехала в деревню, к твоей матери. Будет там тебя ждать.

Он сел рывком, точно хотел выпрыгнуть из постели.

— Уехала?

— Уехала.

— Врете! Фатьма не уедет, не бросит меня!

Когда его выписали, он подбежал к железным воротам тюрьмы. Приставил глаз к дырке. И тут же обернулся радостный:

— Ну, что я говорил? Говорил ведь, не уедет, не бросит меня! Вон она стоит. Весь платок в снегу. Стряхни снег, Фатьма! Снег стряхни с платка!

Наступила весна. За нею лето. В самое время явилось солнце, покровитель сирот и обездоленных. За черешней поспели арбузы, дыни, виноград. Затем на небе появились игривые белые облачка. За ними — дожди. За дождями — крупные хлопья снега.

И снова наступила зима.

— Господи спаси! Лихая будет в этом году холодина! — предсказывали старики.

И правда, зима пришла лихая. Снег лег в декабре, завалил дороги, перевалы. С гор спустились в город волки. Мели метели, замерзали путники, сбившиеся с дороги. Такой зимы не вынесла и хеттская статуя.

Открыв как-то утром дверь семьдесят второй камеры, надзиратели сразу все поняли. Подбежали к окну. Капитан обхватил решетки с такой силой, что кожа, мясо и железо, казалось, срослись. Послушали сердце. Оно не билось. Пульса не было. Огромное туловище окоченело. Твердое, точно камень. Попробовали оттянуть его от окна. Безуспешно. Будто весил он тонну, две тонны, пять тонн.

Попытались еще раз.

— Тут нужны зубило да молоток, — сказал один из надзирателей.

За стенами яркое солнце сверкало на белом скрипучем снегу. Нахохлившийся воробей вспорхнул на окно Капитана. Что-то протренькал в камеру.