Ах, ей так не хотелось!.. Не хотелось всего этого сегодня.
— Эй, сейчас получишь у меня!.. Слышишь, ты, сука!
Она непроизвольно улыбнулась. Но ей и вправду не хотелось сегодня… И вообще… как ей все это надоело! Увы, она должна пойти, Должна открыть, должна терпеть. Пошла, открыла.
— Фокусничаешь? Ну, ты!..
— Ведат-бей, честное слово, сегодня…
— Как закатаю в лоб!
— Честное слово, я так устала!.. Клянусь вам, очень устала!..
— Не шуми!
— И ханым сейчас может пройти здесь… Честное слово, может… Говорю вам… Ханым…
Парень проскользнул в комнату. Закрыл дверь и запер ее на задвижку. В комнате началась маленькая погоня, затем борьба, отпихивания, отталкивания, ускальзывания. И наконец сладострастный скрип кровати.
Открыв глаза, бей-эфенди посмотрел на круглый светящийся циферблат часов на стене. Было десять минут третьего. Жена спала на боку. Полная оголенная рука закрывала ее лицо. Волосы под мышкой были сбриты.
Бей-эфенди поморщился и поправил тюбетейку на голове. Затем тихонько встал с кровати. Сунул ноги в лакированные чувяки и, как был в ночной рубашке, вышел из комнаты. Чтобы попасть в туалет, нужно было пройти мимо комнаты Первин.
На обратном пути бей-эфенди остановился перед ее дверью. Услышал: в комнате шепчутся. Он прильнул лицом к стеклу в верхней части двери, пытаясь разглядеть, что там происходит. Но ничего не смог увидеть. Вдруг ручка двери стала медленно поворачиваться. Бей-эфенди кинулся в сторону, успел присесть за столик, стоявший рядом. Колотилось сердце. Он не спускал глаз с двери. Из комнаты Первин осторожно вышел кто-то в пижаме и, неслышно ступая, крадучись, исчез во тьме коридора.
Бей-эфенди узнал своего младшего сына.
Дверь закрылась.
Он не хотел верить. Бесстыдница! Порочная девка! Как можно?! Совращать ребенка! Школьника! К чему это приведет?.. Мальчик забросит занятия, отобьется от рук, скатится в болото безнравственности!
Переполненный гневом, бей-эфенди поднялся, подошел к двери, постучал. Дверь тотчас открылась. Он вошел.
— Что делал здесь Седат?
Первин виновато потупилась.
— Я спрашиваю тебя, что делал здесь Седат?
Ответа не последовало. Бей-эфенди взял ее за подбородок, поднял голову:
— Ну, что он здесь делал?
Она продолжала молчать.
— Тебе не стыдно?! Ведь он еще ребенок, школьник!
Первин всхлипнула.
— Отвечай! Тебе не стыдно?
— Что… что я могу сделать?.. Они не слушают… Я им говорю: не надо, не приходите… А они приходят…
— Что?! Приходят?! И Ведат тоже?
— Ну да… конечно..
— Зачем впускаешь? Почему не кричишь, не зовешь нас?
— Они бьют меня. Говорят: не кричи… А то, говорят, маме скажем, заставим прогнать тебя… Что я могу сделать?..
Бей-эфенди рассердился:
— Чушь болтают! Щенки! Заставят прогнать! Мой дом, я здесь хозяин. Я здесь распоряжаюсь! Взять человека в дом, выгнать — спрашивают у меня… Ты знаешь, я пожалел тебя… Ты одинокая, несчастная девочка…
Голые плечи Первин вздрагивали.
В голосе бея-эфенди послышалось волнение. Он обернулся к полуоткрытой двери, выглянул в коридор. Затем взял ее руку.
— Разве не так?.. Ведь ты одинокая, несчастная крошка… Да?..
Потянул ее к себе. Она не сопротивлялась, шагнула к нему. Его большая волосатая рука обвилась вокруг ее талии. Другая рука обхватила ее плечи. Он прижался к ней всем телом.
— Не надо… — просила она.
Он уже не владел собой. |