Они питаются распавшимися патриархальными устоями, чувствами, не подкрепленными работой разума и пониманием действительности. И потому это не мечты, а иллюзии. В отличие от Селяхеттин-бея, иллюзии Капитана благородны и человечны, но от этого они не перестают быть иллюзиями. Не проверенные разумом, не освещенные знанием, даже самые благородные чувства бессильны перед железной логикой действительности. И гибель Капитана так же неизбежна, как нравственная смерть Селяхеттин-бея.
Таков лишь первый круг мыслей, которые вызывает повесть. Другой, не менее важный, связан с вопросом о том, кому выгодны иллюзии, кто их поддерживает и эксплуатирует. Для Боби Ниязи, прислужника начальника тюрьмы, все человеческие чувства, в том числе и его собственные, лишь товар, который он ловко превращает в деньги: ему нужен капитал, чтобы, выйдя на волю, открыть «свое дело». Каким бы неприступным ни казался Капитан, Боби, профессиональный ловец душ, быстро находит его наиболее уязвимое место. Превратить подобную находку в деньги для Боби, как говорится, лишь дело техники.
Наиболее уязвимым местом в нравственном мире Капитана, так же как многих других героев Орхана Кемаля, оказывается опять-таки любовь, вернее, ложноромантическое представление о ней. Снова и снова, от рассказа к рассказу, от книги к книге, в разных вариантах возвращаясь к этому мотиву, Орхан Кемаль, конечно, не следует фрейдистской моде, которой оказались подвержены литераторы, пытавшиеся, по словам К. Тахира, перетащить западные штампы на турецкую почву. Напротив, Орхан Кемаль исследует те специфически национальные черты маленького человека, которые сложились в результате исторического развития его страны.
Как известно, в Турции вплоть до двадцатых годов нашего века женщина считалась существом второго сорта, была зависимой и бесправной. Если сентиментальность лишь оборотная сторона цинизма, то ложноромантическая идеализация женщины — оборотная сторона ее реального унижения. Унижение женщины неизбежно оборачивается, таким образом, духовной ущербностью мужчины. И здесь Орхан Кемаль выступает как последовательный реалист.
Тема эксплуатации иллюзий, которая впервые с такой силой прозвучала в этой тюремной повести, впоследствии станет ведущей в книгах Орхана Кемаля.
В старой части Стамбула, едва сойдешь с проспекта, по которому потоком мчатся машины, сразу попадаешь в иной мир. Узкие улочки с нависающими над тротуарами вторыми этажами домов. Выщербленная мостовая, лавчонки. Центр каждого такого квартала — кофейня, где собираются вечером мужчины, и мечеть. Здесь все знают друг друга. Быт — как в маленьком провинциальном городке. Каждый квартал — свой замкнутый мир. В один из таких кварталов, Ункапаны, где обитают рабочие и мастеровые, в ветхий деревянный домик привел нас Орхан Кемаль.
Скрипучие ступени вели на второй этаж. Низкие потолки, расшатанные половицы. Маленькие, тщательно прибранные комнатушки. Посредине квартирки — железная печка, которую у нас почему-то называли «буржуйкой».
Здесь Орхан Кемаль прожил почти двадцать лет. Ни его квартира, ни его образ жизни ничем не отличались от жилищ и образа жизни его соседей и его героев — рабочих табачных фабрик, грузчиков, шоферов, мелких чиновников и торговцев.
Орхан Кемаль приехал в Стамбул, когда из печати уже вышло несколько его книг, получивших хвалебные отзывы в крупнейших журналах и газетах. Он полагал, что, как человека, известного в литературе, его встретят с почетом и в Стамбуле ему будет легче найти работу, прокормить семью. Но его никто не встречал, никто не предлагал ему работы — слава бывшего политзаключенного следовала за ним по пятам.
Не помогли и знакомства среди стамбульских литераторов. Без постоянного дохода, пенсии или оклада, без надежды на место этот человек намеревался писать, продавать написанное издателям и этим жить да еще кормить семью? И притом не опускаться до пошлости, до банальных литературных поделок, рассчитанных на самый вульгарный вкус?! Неслыханно, невероятно!
Но Орхан Кемаль совершил невероятное. |