А в кабине на обратном пути и совсем заснул, впрочем, ненадолго: возвращение в лагерь по воздуху отняло не более получаса и всю возню с медикаментами он предоставил Лейтенанту и Дюбонне, а сам тотчас же заснул опять, положив голову на докторский стол в его бараке-лаборатории.
Когда он очнулся, сидевший перед ним доктор решительно подвинул к нему стакан чилийского и сказал:
— Сначала выпейте. Это нервное истощение, и только. Пройдет. О дуэли вашей я уже знаю. Но учтите, мне интересно все, — он подчеркнул, — все подробности, все ваши наблюдения и выводы.
Белов рассказал все, как мог. Только мысли плохо припоминались, а главное — были именно мысли, Дюбонне поморщился и сказал:
— Разрешите, я буду спрашивать. Как оно появилось? Внезапно?
— Да.
— Случайно?
— Думаю, нет. Вероятно, есть еще дополнительная настройка.
— Я знаю. На аммиак. Только люди, в отличие от животных и растений, испаряют аммиак через кожные поры.
— Слабенькая настройка, — сказал Белов, — без наводки.
— А как близко вы его подпустили?
— Метра на три.
— А потом?
— Закрыл глаза.
— Понятно.
— Представил себе его в плексигласовом ящике. Между прочим, он сейчас же начал растекаться по стенкам. Я приоткрыл один глаз — действительно растекается.
— В воздухе?
— В воздухе. Но я видел его с закрытыми глазами именно в камере. Затем нагрел ее. Вообразил, что нагрел.
— Я не идиот, — оборвал его Дюбонне. — На сколько градусов?
— Думаю, тысячи на две. Мне так хотелось.
— Значит, вспышка?
— Как молния. Только ярче. Я бы ослеп, если б действительно видел.
— Что же вам подсказало эту мысль?
— Вы сами. Вы буквально натолкнули меня на нее. Дюбонне все еще не понимал.
— Так ведь вы же выдвинули предположение о настройке системы на эмоциональные восприятия. Я подумал: а что, если моделировать восприятие? Если верна гипотеза, любой зрительный образ вызовет ответную реакцию. Тогда и реакция зависит от нас.
— Мысль-локатор, — задумчиво произнес Дюбонне, — мысль-наводка…
— И мысль-команда.
Реплика Белова чем-то насторожила доктора. Он вскочил и, по своей привычке думать на ходу, зашагал по глинобитному полу барака.
— Минутку, — проговорил он, не глядя на Белова, — это надо обдумать.
Несколько раз снова молча прошелся мимо Белова, потом вдруг отдернул занавеску камеры. Знакомый серый ком из угла, покачавшись на месте, поплыл к стеклу. Дюбонне смотрел на него до тех пор, пока ком не стал блином, прилипшим к стеклянной стенке.
— Сейчас я повторю ваш опыт, — сказал доктор, обернувшись к Белову.
— Отсюда? — спросил тот.
— Нет, я должен повторить его в тех же условиях. В условиях одной и той же внешней среды. А здесь нас разделяет стекло. Здесь я в безопасности. Может быть, опасность тоже фактор, который приходится учитывать?
— Стоит ли? — сказал Белов.
— Почему?
— А вдруг?
— Гипотеза не верна? — озлился доктор. — Или энергетическая мощь вашей мысли больше моей?
— Страшно ошибиться… — Глоток вина застрял у Белова в горле, он закашлялся. — Очень страшно.
— Эксперимент должен быть многократно повторен и проверен. И в тех же условиях. — Доктор подошел к двери. |