|
Но это, старик, не по-английски написано, а по-русски: Эс-Эс-Эс-Эр. - Это что же, с советской границы утащено? - Да нет, это Том сделал. Ну да ладно, ты потом все поймешь. Какое-то существо женского пола в очень открытом сверху и снизу красном сарафане, стоя к нам спиной, поливало из шланга клумбу с хризантемами. Более безобразной фигуры я в жизни своей не видел. Она состояла в основном из огромного зада, а все остальное из него произрастало как бы случайно. Бросив меня, Зильберович подкрался к этому заду и вцепился в него двумя руками. - Ой, батюшки! - вскрикнула владелица зада и, обернувшись, оказалась молодой девахой с простонародным лицом, покрытым веснушками. - Это вы, барин, - сказала она, улыбаясь довольно глупо. - Вы все шутите и шутите, а потом Том спрашивает меня, откеля синяки. - А ты приходи ко мне, я тебе их попудрю, - сострил Зильберович и, пошлепав ее дружелюбно, сказал мне: - Это наша Степанида. Стеша. Она жена Тома, который перед этим произведением, - он снова пошлепал произведение, - устоять не мог. - Да вы ж, барин, все кобели, - сказала Стеша, по-прежнему улыбаясь, - и у женщины никакого другого места не замечаете. Мы пошли дальше, и я заметил Лео, что его отношение к половому вопросу за прошедшее время, кажется, изменилось. - Да нет, - смутился Лео. - Не изменилось. Но здесь, знаешь, жизнь такая уединенная, скучная, и иногда хочется как-то развеяться. - А этот Том куда смотрит? - А он никуда не смотрит, - ответил Лео беспечно. - Он человек широкий. Когда мы приблизились к крыльцу, на нем появилось еще одно существо, которое тут же кинулось мне на грудь. Это была порядочных размеров овчарка. Я собирался проститься с жизнью, когда почувствовал, что она лижет мне нос. - Плюшка! - закричал Зильберович, оттаскивая собаку. - Что ж ты за гад такой, за поганец! Ну что ты за собака! Не зря Симыч прозвал тебя Плюралистом. - Плюралистом? - переспросил я удивленно. - Ну да, - сказал Зильберович. - Со всеми без разбору лижется. Настоящий плюралист. Но мы его, чтобы не обижать, зовем Плюшкой. Следом за Плюшкой на крыльцо вышла русская красавица в красном шелковом сарафане, батистовом платочке, сафьяновых сапожках, с большой светло-русой косой, аккуратно уложенной вокруг головы. - Батюшки, кого это Бог послал! - сказала она, лучезарно улыбаясь мне сверху. Это была Жанета. Она легко сбежала с крыльца, и мы троекратно, как принято среди уважающих русские обычаи иностранцев, облобызались. - Ты совсем не изменилась, - сказал я Жанете. - Мне некогда меняться, - сказала она. - Мы здесь все работаем по шестнадцать часов в день. А вот ты поседел и растолстел. - Да-да, - признал я печально. |
