|
Кроме того, на левом фланге немцы сосредоточили сильную группировку — танки и мотопехоту — для прорыва на узком участке с целью выхода на Варшавское шоссе и разблокирования его для дальнейшего движения на Москву основных сил армии. Этот прорыв не состоялся. Разведка доложила о скоплении немецких танков и пехоты. По приказу полковника Наумова с разрешения командарма-43 по этому участку был нанесён упреждающий массированный удар «Катюшами» 1-го дивизиона 12-го гвардейского миномётного полка.
Семнадцатого октября немцы снова пошли в атаку. И снова прорвать оборону 312-й стрелковой дивизии и батальонов подольских курсантов не смогли. Лишь на некоторых участках им удалось немного вклиниться в оборону Красной армии, но и эти успехи были ликвидированы точечными контратаками. Эти схватки носили особенно ожесточённый характер. Красноармейцы и курсанты сходились с немецкими пехотинцами в ближнем бою. Ночью сапёры 312-й стрелковой дивизии и курсанты выползали на нейтральную полосу, взрывали немецкие танки, подбитые днём огнём нашей артиллерии. Из вечернего донесения полковника Наумова в штаб 43-й армии: «1. Противник, не сумев прорвать нашу оборону, к 16.00 17.10.1941 года остановился, прекратил наступление. 2. По предварительным данным, вражеские войска имеют серьёзные потери. Мы имеем тоже большие потери в личном составе и боевой технике. О чём доложу позже более подробно. 3. В связи с тем, что боеприпасы, питание для личного состава, горючее для тягачей и машин, фураж для лошадей на пределе возможного, прошу Вас срочно доложить командующему: дать разрешение на отвод войск, используя тёмное время». Эти дни были самыми трудными для полковника Наумова, его дивизии и всего участка обороны. Ещё накануне в Москве началась паника. Она вспыхнула мгновенно и охватила город, как пламя от спички, брошенной на ворох пороха. Состоятельные граждане из числа особо осведомлённых всеми правдами и неправдами заполучали казённые машины, принадлежащие предприятиям и учреждениям, грузили на них свои семейства и ценности, запасы продовольствия и мчались вон из Москвы, на восток, подальше от приближающегося фронта. Коренная москвичка Искра Александровна Радаева, в девичестве Хорошева, вспоминала: «Наша семья тогда жила в доме на 5-й Тверской-Ямской. Я — школьница. Дни московской паники помню хорошо. Всё как-то затихло. В воздухе — тревога. Я в тот день, шестнадцатого, вышла во двор и пошла в сторону гастронома, чтобы отоварить продуктовые карточки. Дня за два-три до этого я ходила в магазин, и мне продавщица сказала: «Девочка, принеси из дома наволочку и приходи…» Я вначале не поняла. Потом дошло. Принесла наволочку, и мне она насыпала муки, килограммов пять. Без всяких карточек. А в этот раз я вышла и увидела во дворе нашего дома костёр. Возле костра никого. В костре горят какие-то предметы, похожие на кирпичи. Все одинаковые. Я подошла. Смотрю, а это — книги. Тома Ленина, собрание сочинений. Кто-то из нашего дома ждал, что вот-вот власть в городе поменяется…» Вскоре паника в Москве прекратилась, она была погашена усилиями партийных работников, органов НКВД и милиции.
4 Силы дивизии таяли. Полковник Наумов был реалистом. Как всякий военачальник, отвечавший за участок фронта, он чувствовал, как быстро меняется ситуация в секторе обороны полков. Утром 18 октября немецкие танки ворвались в Малоярославец. Решение командующего 43-й армией генерал-майора К. Д. Голубева, вступившего в должность днём раньше, перебросить под Малоярославец 53-ю стрелковую дивизию полковника Н. П. Красно-рецкого, запоздало. Малоярославец пал, ещё раньше — 14 октября — советские войска оставили Боровск. Но свою задачу 43-я армия выполнила: её дивизии, танковые бригады и отдельные части задержали соединения LVII моторизованного и XII армейского корпусов на семь с половиной суток. |
