— Каким людям могло быть известно? — Игорь как-то странно посматривал на Андрея. — А ты не догадываешься?

— О чем я должен догадаться? — Андрей подрастерялся.

— Я ж тебе подчеркнул, что и брак у Жулковских католический, и…

— Мария — католичка, конечно! — подскочил Андрей. — И уж если она кому все рассказывала, то своему священнику!.. Своему исповеднику, так?

— Так, — кивнул Игорь. — Ухватил, поздравляю. И тут возникает один очень интересный момент. Я спросил у Тадеуша, к какому священнику ходила его мать. Так вот, до тысяча девятьсот восемьдесят шестого года её исповедником был отец Анджей Пшибылко.

— А почему потом она с ним рассталась? — спросил Андрей.

— Потому что в начале сентября восемьдесят шестого года отец Пшибылко был убит. На улице, куском железной трубы. В его смерти обвиняли и КГБ, и польские спецслужбы, и, похоже, обвиняли небезосновательно. Пшибылко считался одним из религиозных идеологов «Солидарности».

Игорь встал, заходил по кабинету, вытащил очередную сигарету из пачки, нервно щелкнул зажигалкой. Даже странно было видеть такую нервность в этом здоровенном, умеющем сдерживать свои эмоции, парне.

— Ты видишь, что получается? — осведомился он. — Знать мог только Пшибылко. Если женщина один раз исповедовалась в грехе измены мужу и рождения ребенка в результате этой измены, то второй раз она исповедоваться не будет, так? У другого священника она будет рассказывать о более новых грехах, не упоминая о тех, за которые получила отпущение, так? Выходит, знать мог только отец Пшибылко…

— …И тайна умерла вместе с ним, — подытожил Андрей.

— В том-то и дело, что не обязательно умерла! В сложных случаях, священник может довериться вышестоящему — епископу или кому там ещё — на собственной исповеди: «Благослови меня, отец, ибо я грешен: я отпустил грех, который, возможно, не имел права отпускать!» А если… — Игорь примолк.

— Что «если»? — спросил Андрей.

— Я думаю о самом худшем варианте. Допустим, Дик известил Марию, что готовится покушение на папу, и попросил её передать эту информацию, по её католическим каналам…

— Но как он мог известить её об этом, не раскрывая, что он — агент КГБ? — спросил Андрей.

— Мог. Придумать, откуда взялись эти сведения, это ж раз плюнуть. Например. У Дика был приятель, его одногодник, с итальянского отделения, о котором все знали, что он подписался на сотрудничество с бывшей моей организацией. Дик мог сказать Марии, что этот его приятель, при очередном наезде из Рима, прокинул очень странную фразу — и об этой фразе надо предупредить ватиканские власти… — Игорь расхаживал, все более широкими шагами, сигарету он больше мял, чем курил. — Я неплохо знаю Повара. Повар, гарантирую тебе, если б хоть что-то знал о замысле устранения папы римского, был бы резко против этого замысла. Он бы бился и доказывал, что организация покушения на папу ни к чему не приведет, что любые — самые косвенные — улики, что мы причастны к этому, вызовут такую отдачу, которая окажется намного больше всех выгод, намного больше выгоды избавиться от папы-поляка, сама личность которого — «наш», мол! — вдохновляет польское сопротивление не сдаваться.