Бронзовая фигура инженера Юнгмана имела несколько неопределенный вид: то ли бронза не способна была передать особенности лица покойного, то ли сказалась нехватка мастерства и опыта у доморощенного скульптора, то ли еще что - но только в чертах инженера проглядывала то нехорошая улыбка господина Мархеля, то надменность генерала; и правая рука его не то указывала направление движения - но для этого она была поднята чересчур высоко, не то означала римское приветствие - но слишком уж неуверенное, скованное, без предписанной уставом истовости и самоотречения; саперы говорили потом, что бронзовый инженер хочет проголосовать попутку через мост, да только вот что-то никто не едет…
- Странная закономерность, Гуннар, ты не замечаешь? - говорил после церемонии генерал. - Чем старше по званию становится сапер, тем больше вероятность, что он окажется предателем. Будто короны эти отравляют его душу… Две тысячи рядовых - предателей нет. Четыре сотни унтер-офицеров - предатель один. Девяносто два младших офицера - предателей шесть. Одиннадцать старших - из них трое наверняка и еще двое под подозрением. Кошмар! Будто повышение звания не только не укрепляет естественной преданности Императору, а, наоборот - стимулирует какие-то теневые, я бы даже сказал - негативные моменты сознания индивидуума. Конечно, обретая власть, человек начинает иначе относиться к власти над собой - но не до такой же степени, черт побери!
- Чему ты удивляешься? - спросил господин Мархель. - Враг и не станет целиться вниз, в основание пирамиды. Он будет целиться в самый верх, в нас с тобой, - но ведь мы-то ему не по зубам, не так ли? - ну и чуть ниже. Я уже давно думаю на эту тему. Все то, что мы видим сейчас: саботаж, явный и скрытый, случаи неповиновения, снижение темпов - все это очень легко объяснить именно тонким, я бы даже сказал - деликатным вмешательством вражеской агентуры. И цель, которая стоит перед нами, - это найти способ обезвреживать ее еще до того, как она начнет активно себя проявлять.
- Интересная мысль, - сказал генерал. - И как ты это мыслишь?
- Следует исходить из того, что любой агент - это человек с двойной моралью. Так или нет? Та, глубинная, истинная его мораль - это как бы лицо, а вторая, та, что мы видим - это как бы маска. А чем лицо отличается от маски? Чем, Йо? Не знаешь? Да просто лицо более пластично, а маска статична, и с этим ничего не поделать, даже если очень захотеть. Представь себе: тысяча человек, и все плачут. Тут выходишь ты и командуешь: смейтесь! И сразу становится ясно, кто в маске, а кто - настоящий. На таком вот сломе они все и попадутся.
- Интересная мысль, - повторил генерал. - А как ты это предполагаешь осуществить?
- Уж это-то предоставь мне, - сказал господин Мархель. - И знаешь что? Твой этот майор по особым поручениям - он сильно тебе нужен?
- Да как тебе сказать, - замялся генерал. - Потерплю, если надо.
- Я хочу его на это дело натаскать, по-моему, он парень толковый.
- Толковый-то он толковый… - Генерал не договорил. - Ладно, бери. Вельт!
Вошел и щелкнул каблуками майор Вельт.
- Поступаешь в распоряжение господина Мархеля, - сказал генерал. - Будешь ему во всем подчиняться, как мне. Понял?
На какой-то миг майор растерялся: губы его капризно надулись, глаза заморгали, и даже слеза блеснула. Но он, человек военный, взял себя в руки, судорожно выпрямился и четким штабным баритоном выразил свое полное и безоговорочное согласие с любым, даже таким бесчеловечным, решением генерала.
Инструктаж майора состоялся тут же. |