Еще никто не предлагал Ане поработать моделью. Внешность у нее была, а роста не было. Путь на подиум был для нее заказан, но вот стать Клаудией Шиффер фотонаборных процессов она еще вполне могла.

Выходя из университета на Первую линию, Аня позвонила Иерониму. Ее муж был «выключен или находился вне зоны действия сети». Она опять нажала на кнопку, будто за несколько секунд все могло измениться, словно он мог почувствовать, что звонит именно она. Ну же, ответь! Ответь хоть раз в жизни! Надо же отвечать за свои поступки хотя бы перед одним человеком на свете! Ответь…

— Анечка! — голос был похож на голос Иеронима, хотя несколько сладковатый. — А я вас жду. Почему-то решил, что раз вас нет дома, то вы должны быть на учебе.

Из серого «мерседеса» высовывался Никита Фасонов. На нем были черные джинсы и футболка с изображением газетной полосы «Нью-Йорк таймс», правда, отпечатанной зеркально и вверх ногами.

— Подумал: в чем появиться перед факультетом журналистики? — сказал Никита, заметив, что его рассмотрели. — Решил, что это — самый подходящий наряд. К тому же есть шанс понравиться будущей журналистке. Вам ведь нравятся газетные страницы?

Фасонов был галантен, как обычно. Вышел, придержал дверцу, подержался за локоть, закрыл машину. Ничего не перепутал.

— Должна вас, Никита, огорчить, — сказала Аня. — К третьей главе диплома я окончательно охладела к журналистике. Как способ постижения действительности она меня больше не устраивает.

— Надеюсь, вы защитите диплом и только потом поступите на философский факультет? — спросил Фасонов.

— Про философский факультет я не думала. А диплом я защищу, чтобы не расстраивать маму.

— Замечательная причина! — сказал Никита с воодушевлением. — Мне отвезти вас домой?

— А можно куда-нибудь перекусить?

— Конечно! Я знаю множество симпатичных местечек! — воскликнул Фасонов и повторил: — Замечательная причина! Чтобы не расстраивать маму, можно не только диплом написать. Можно стать гораздо лучше, чем велит тебе природа. Можно от таких соблазнов отказаться, от которых дух захватывает…

Он резко сорвал машину с места, так что Аню вдавило в кресло.

— Никита, а можно задать вам вопрос, который никогда бы не задала?

— Догадываюсь, про что, — улыбнулся Никита, становясь в профиль очень похожим на Иеронима. — Любопытство-то у вас, Анечка, журналистское, а говорите, что разочаровались.

— Нет, это любопытство женское.

— Женское любопытство удовлетворить всегда готов, — несмотря на сложную дорожную ситуацию, Никита повернулся к Ане и подмигнул.

— Вы так хорошо сказали про маму…

— Да, моя мама… моя мама, — он проговорил это тихо-тихо, как сокровенную молитву. — Я еще не нашел женщину, которая изначально признала бы, что моя мама — это главное, а она только вторая женщина для меня.

— Любой женщине это признать почти невозможно, — ответила Аня.

— Вот поэтому я до сих пор не женат. У меня было много женщин, но никогда не было жены. Может, уже и не будет… Куда вот прет?! Сидел бы дома, старый хрен! Накупят ржавых консервных банок и лезут! «Пятерочники»…

— Если вы догадались, что я у вас хочу спросить, почему же молчите?

— Вы по поводу нашего сходства с Иеронимом? Поверите ли, Анечка, я никогда не унизил мать таким вопросом.