Начало у всех рассказов было приблизительно одинаково, но вот заканчивались они каждый раз по-разному. На каждого из участников этой истории от пламени того пожара упали разные отблески.
— Вот, собственно, и вся история, — закончила Аня.
— Бояться вам надо черной кошки и желтого…
— …властелина, — подсказала Аня, которая, на всякий случай, рассказала и это.
— А не верить священному? — задумчиво переспросил Корнилов. — Не верить. Не верь, не бойся, не проси… А вы знаете, как переводится с греческого имя вашего мужа?.. «Священное имя». «Хиерос» — по-гречески значит «священный».
— Не верить Иерониму?! — воскликнула, как громом пораженная Аня. — Глупости какие-то! В чем я не должна ему верить?
— Успокойтесь, Анна Алексеевна. Это же глупости, загадки для взрослых, игры в другую жизнь. Но раз вы мне рассказали об этих предсказаниях, предупреждениях, я тоже попробовал вам подыграть.
— Вы знаете греческий?
— Нет, конечно. Просто у вашего мужа такое редкое имя, что я посмотрел в словаре. Я не получил глубокого, всестороннего образования, но зато имею такую привычку — лазать в словари. Вот и все. Верьте ему на здоровье, жуйте пряники и забудьте про всяких там желтых пластилинов…
— Ну уж дудки, — твердо сказала Аня. — Вы так здорово все мне растолковали, а теперь в кусты. Нет уж, как говорит русский фольклор, кормили до усов, так кормите до бороды. Почему я не должна верить Иерониму?
— Не знаю, вам видней, — пожал плечами Корнилов. — Например, не верьте, что он — убийца. Или вообще не верьте ему.
— Что значит «вообще»?
— Не хотелось бы лезть в чужую семейную жизнь, хотя часто приходится. Вы же говорили о странных переменах в вашем муже. Да и не только вы одни. Когда я спрашивал других людей об Иерониме, они тоже говорили мне как бы о двух разных людях. Словно вместо того Иеронима время от времени появлялся его двойник. А последнее время вообще вытеснил настоящего, занял его место. Вот и не верьте этому второму, верьте настоящему Иерониму, которого вы любите…
Корнилов полез в стол, стал хлопать ящиками, перекладывать какие-то папки.
— Но зачем ему это нужно? Разве он не понимает, что этим отталкивает меня?
— Может он как раз этого и добивается? — спросил Корнилов, перелистывая бумаги.
— Не понимаю.
— А вы вспомните хорошенько ваши беседы, размолвки, скандалы, но в первую очередь нормальные человеческие разговоры, особенно, на чем они оборвались. Восстановите в памяти ваш последний разговор по телефону. Лучше вас тут никто не разберется. Но когда вы сделаете вывод, скажите, пожалуйста, мне. Не из праздного любопытства я это прошу. Просто это в интересах следствия, да и вашего мужа.
— Спасибо, — сказала Аня задумчиво. — Вы мне очень помогли…
— Ничем я вам еще не помог.
— Вы мне указали правильное направление. А в пустыне, дремучем лесу, в кромешной темноте направление — значит, жизнь. Наверное, вы очень умный и хороший человек.
— Не преувеличивайте. Любой человек может быть умным и хорошим, если посмотрит на другого заинтересованным, неравнодушным взглядом.
Тут Аня и вспомнила слова Никиты Фасонова про влюбленного следователя.
— Михаил Борисович, — Аня облокотилась на стол и немного приблизилась тем самым к Корнилову. — Последний вопрос можно? Для проверки одной художественной интуиции. Вы случайно не влюбились в меня?
Корнилов прищемил палец ящиком стола, но, преодолевая боль, спокойно ответил:
— А на этот вопрос я без адвоката отвечать не буду. |