|
– Ты уверена? Она шмыгнула носом. – Да, я уже большая девочка. – Ага, я заметил. Она нахмурилась, размышляя, что он хотел сказать своим таинственным заявлением. – Мне жаль, что твоя мать умерла, – проговорил он, перестраиваясь в правый ряд. – Тебе было тяжелее, чем… – Слушай, мне не нужна твоя жалость! – Подожди-ка, решительно возразил он. – Утром ты сказала, что жалеешь о смерти моей матери. Меня ты жалеешь? Она заморгала. – Я выразила тебе свое соболезнование, а не жалость. – Так могу и я выразить соболезнования? Кто поймет лучше, чем человек, тоже потеряв-ший мать? Ей пришлось обдумать его слова. – Хорошо, я поняла. – Но почему ты все принимаешь в штыки? – Потому что люди начинают обращаться со мной совсем по-другому, когда узнают о моем прошлом. Потому-то я и не люблю говорить об этом. Я просто хочу быть как все остальные. Не-ужели это трудно понять? – Большинство людей хотят отличаться от остальных, чтобы не сливаться с толпой. – Не совсем так. Они хотят прославиться тем, что создали или сказали. Но жалость никому не нужна. Хэнк кивнул. – Ты права. Но я не чувствую жалости к тебе. Ты выдержала удары судьбы, не стала ни наркоманкой, ни еще кем-нибудь в этом роде. Я бы сказал, ты живешь нормальной жизнью. – Да уж, – с сарказмом проговорила она. – Расставшись с приютом, я меняю город за горо-дом и работу за работой. Он энергично встряхнул головой. – Но ты же хочешь учиться у этого чудо-повара? – Да, но лишь потому, что я работала у его свояченицы в Денвере. Он позвонил и спросил, не хочет ли кто порубить овощи в обмен на обучение. Я ухватилась за его идею. – Именно это я и имел в виду. У тебя есть шанс. Если работа не нравится, нужно идти впе-ред и браться за следующую. Моим работникам я всегда это говорю. Пускай необъезженная ло-шадь сбросила тебя в сотый раз, встань, отряхнись и начни сначала. Черт возьми, успех во мно-гих вещах на девяносто процентов состоит из упорства. Именно так действуешь ты, милая. Здесь нет жалости. Задетая за живое, Алекс разглядывала Хэнка. Ее мнение об этом человеке изменилось в лучшую сторону. Отныне еще труднее будет держаться от него подальше. Она криво усмехну-лась. – Ты говоришь прямо как баптистский проповедник. Он взглянул на нее и улыбнулся в ответ. – Я действительно завелся. Ребята скажут, что я сел на своего любимого конька. К счастью, единственного. Он переключил внимание на дорогу, а она, задумавшись, принялась рассматривать его ли-цо: упрямый подбородок, орлиный нос, небесно-голубые глаза… – Не знала, что в тебе живет проповедник. В его голосе зазвучали интимные нотки: – Милая, ты еще очень многого не знаешь обо мне. Глава шестая Аппетитный запах ударил в нос Хэнка, едва он вошел в дом, закончив утренние субботние дела. Алекс уехала в Лэрами с Клэр и Мэллори. Кто же готовил еду? Неужели они передумали? Однако на кухне Хэнка ждало разочарование: Алекс не было, а возле кастрюли лежала за-писка. Хэнк приподнял крышку. Чили. Он облизнулся, затем закрыл крышку и взял записку. «Это ваш с Джедом обед и ужин, хотя сомневаюсь, что вы способны съесть так много перца. Если не наедитесь, ростбифы для сэндвичей в холодильнике. Алекс. P.S.: Печенье в вазе». Хэнк покачал головой. Неужели она, отправляясь с девицами в долгую поездку по магази-нам, позаботилась и об этом? Хэнк пододвинул к себе вазу в форме головы лося, снял крышку-рога и обнаружил там им-бирное печенье. Пикантный аромат смешался с острым запахом перца. Он схватил сразу три штуки, закрыл крышку и засунул печенье в рот. |
