|
– Я это сделала не по своей воле. Я… – Она отвернулась, и ей в глаза бросился дорожный знак. – Мы остановились. – Минут пять назад. – Да, я и не заметила. Он усмехнулся. – Правда? – Прости мое любопытство, но я… – Не извиняйся. Итак, почему же это случилось? Она резко повернулась к нему. – Слушай, зачем тебе знать о моем прошлом? – А зачем тебе знать о моем? – парировал он. Краска залила ее щеки. Алекс отвернулась. – Ты забыл, что я южанка, вспомнил? Мы любопытны. – Ты доказывала мне пару дней назад, что следует обсуждать вопросы, что нужно доверять друг другу. Почему бы тебе тоже не попробовать? – Хорошо. – Она тяжело вздохнула. – Ты хочешь слушать всю историю сейчас? Почему бы нам не отложить разговор? На обратном пути будет масса времени. Хэнк изучающе посмотрел на нее. Она обещала, но он не сомневался, что она попытается уклониться от разговора. – Ты стыдишься своего прошлого? – Не совсем так. – Тогда что же? Она взорвалась. – Ненавижу, когда меня жалеют! Все, сказала! Доволен? – Нет. Ты, как обычно, не сказала ничего. Почему я буду жалеть тебя? – Потому что я выросла в сиротском приюте! Хэнк откинулся на спинку. Он читал «Оливера Твиста», слышал истории об ужасах в си-ротских приютах и знал детей, которые жили с приемными родителями. Но ему не приходилось встречать человека, выросшего в сиротском приюте. По крайней мере, он не знал таких людей. У него сразу возникли сотни вопросов. Знала ли она родителей? Хотела ли, чтобы ее удо-черили? Но он знал, что на расспросы уйдет много времени. – Ты права. Мы поговорим по дороге домой. Алекс, не отрывая глаз, смотрела, как он открыл дверцу и обошел вокруг машины. Когда он открыл перед ней дверцу, она спросила: – Ты ничего не скажешь? Никаких «Ах, бедняжка» или «Мне так жаль»? – Бывают вещи и похуже, чем детство в приюте. Ты же не хочешь, чтобы тебя жалели? – Просто я… О, не беспокойся. Почему ты не заходишь в магазин? Мне ведь не нужно ид-ти с тобой. Он взял ее за руку. – Нужно. Мы подберем тебе пару сапог для верховой езды. – Подожди минутку. Я видела каталоги в доме. Самые дешевые сапоги стоят больше сотни долларов. Я не могу позволить себе… – Не беспокойся. Я покупаю. – Что? Ты и так уже заплатил авансом за ремонт моей машины. – Она прищурилась. Мне не нужны подачки. Он выругался сквозь зубы. Теперь, узнав о ней больше, он понял ее поведение. Но ей нуж-ны эти сапоги, и он намерен купить их. – Это не одолжение. Ты заработала эти деньги, делая по дому больше, чем положено тебе. Кроме того, ты отработаешь эти деньги, когда будешь кормить меня и моих работников во время перегона скота. Но для этого тебе нужно научиться ездить верхом. А ты не научишься ездить верхом в тех мягких тапочках, что были на тебе позавчера. Она недоверчиво покосилась на него. – У меня хорошо получалось. Ты сам сказал. – Да, но ты сидела на самой смирной кобыле в Саду. Что ты будешь делать, когда сядешь на лошадь порезвее? Тебе не удастся управлять ею в тапочках. – Тогда я буду ездить на Мэйзи. Он покачал головой. – Мэйзи скоро двадцать лет. Она слишком стара для работы. Я начал с нее, потому что она смирная, но для настоящей поездки тебе придется сесть на другую лошадь. – Но ты же не покупаешь сапоги своим работникам, – возразила она. Он покачал головой. – Это не так. За последние восемь лет я несколько раз покупал сапоги своим ковбоям, у ко-торых не было денег. |
