|
– Можно, я сниму с тебя это? – сказал он, указывая на ее рубашку и лифчик. Ей самой хотелось разорвать блузку, но вместо этого она сжала кулаки. Горькие слезы полились по ее щекам. – Не думаю, что это хорошая идея. Он застыл. – Я не хотел обидеть тебя. Она покачала головой. – Ты думаешь, раздев тебя, я не смогу остановиться? – Возможно, – проговорила Алекс, опуская голову и стараясь не смотреть на него. Он заставил ее поднять подбородок. – Ты не доверяешь мне? Она жалобно вздохнула. – Я не доверяю себе. Если мы сейчас займемся любовью, то я не смогу уже уехать. Взгляд Хэнка прожигал ее насквозь. – Я мог бы обещать, что остановлюсь прежде, чем мы зайдем слишком далеко, но не уве-рен, что сдержу обещание. – Мне жаль, – тихо проговорила она. – Нет. – Он приложил палец к ее губам. – Тебе не нужно ни о чем сожалеть. Ты права. – Я знаю, что ты расстроен. – А ты? Она улыбнулась. – Мой ответ ты знаешь. Он медленно скользил взглядом по ее телу, немного задержавшись на опухших губах и за-твердевших сосках, которые выступали сквозь блузку. Хэнк внезапно вскочил на ноги и протянул ей руку. Она позволила поднять себя на ноги. – Что случилось? – Хочу увести нас подальше от соблазна. – Он наклонился и быстро поцеловал ее в губы. – Собирай вещи, а я пойду за лошадьми. – Был у меня один конь, который знал великое множество трюков, чтобы увильнуть от ра-боты, – рассказывал Джед небольшой группе, собравшейся у крыльца. – Как только я показывал-ся в загоне с уздечкой в руке, он убегал, удирал, уходил, упрыгивал куда подальше. Пытался спрятаться в углу или за другой лошадью. Бил копытом, ржал и брыкался. Когда я все же ловил его, он задирал морду так высоко, что вставлять удила приходилось со стремянки. Алекс засмеялась, представив себе эту картину, и плотнее закуталась в куртку. Сегодня но-чью температура опустится ниже нуля, хотя на дворе был почти апрель. – Черт, это еще пустяки, – говорил Бак. – У меня раз была кобыла такая глупая, что думала, будто может спрятаться за деревом. Когда я выходил на луг и звал ее, она забегала за какую-нибудь тощую сосенку и прятала свою морду, так что лошадиный нос выглядывал с одной сто-роны, а все остальное с другой. Наверное, думала, что раз она не видит меня, то и я не вижу ее. – Эй, хозяин, – внезапно проговорил Дерек. – Все идет к тому, что скот нужно перегонять в четверг. Все глаза устремились на дверь. Хэнк вырисовывался силуэтом на фоне света. Он подошел к ним и устроился на качелях рядом с Алекс. Потом небрежно пододвинул ее к себе. – Все своим чередом. Сегодня я сделал все, что мог. Вы с Джедом починили ту сбрую? Разговор перешел на скотопрогон, до которого оставалось только три дня, а потом на вос-поминания о славных днях. Слушая неспешный мужской разговор, Алекс чувствовала, как ее охватывает тепло, и это тепло шло не только от мужчины, который прижимал ее к себе. Это было тепло семьи, окру-жавшей ее. Пусть даже эти работники не родственники Эдемам, Хэнк с каждым обращался как с братом. И хотя Хэнк явно обращался с Алекс не как с сестрой, вся эта большая семья была гото-ва принять ее. Она любит Хэнка. Этот факт неоспорим. Ей хотелось обвить руками этого мужчину ее мужчину – и никогда не выпускать. Ей хотелось спрятаться у него на груди, чтобы он хранил и берег ее. Ей хотелось выполнить любое его желание, удовлетворить любую страсть. Ей хотелось поделиться своей радостью, хотелось встать и закричать на весь мир: Алекс Миллер любит Хэнка Эдема! Она задрожала. – Ты замерзла? – тут же спросил Хэнк. |
