И сразу вздрогнула, от пойманного на себе взгляда целителя: Иван злился, сильно злился, и я не знала почему. Чувствовала запах своей и чужой крови, и это сводило меня с ума. И так же хотелось вновь стать зверем, броситься в этот тихий, спящий лес, убежать от этой битвы. Почему… почему нам так важна эта мясорубка? Этот азарт? Это желание выиграть любой ценой?

Уже темнело. Один за другим исчезали игроки, и лес пустел. На недавно выпавшем (и когда только успел) снегу алели лужи крови, темнело впитавшего в себя снежную влагу болото… и, несмотря на то, что мне внезапно стало холодно, как же хотелось остаться здесь… и не выходить из игры.

— Если ты, регент, думаешь, что тебе не нужно исцеление, то как мы от других игроков можем что-то требовать? — спросил Иван. — Хочешь ходить с серьезным синяком, ходи! После турнира. А теперь будь хорошим мальчиком и не рыпайся — тебе эту руку еще в финале использовать. И если ее сейчас не исцелить, будешь зверем не бегать, а хромать будешь. И не сможешь нам помочь в битве. Ты точно этого хочешь?

Нет, этого я не хотела. Потому, слегка смущенная вспышкой гнева обычно спокойного Ивана, я позволила себя исцелить. Хотя процесс исцеления приятным не был, никогда не был. И за быстрое восстановление я заплатила сильной болью.

— Была бы внимательной, не пришлось бы тебя исцелять? — поймал мой жалобный взгляд Иван. — Все, я закончил. Теперь можешь выходить из игры без последствий, Макс тебя ждет.

Макс и в самом деле стоял у кабинки и ждал. Встревожен, хотя виду и не подает. И тоже не так сильно и радуется прохождению в финал.

Эта игра реально стоит наших жизней и жизней наших близких? Честное слово… стоит?

На следующий день я смотрела в полумраке общей залы, как на голограмме Альфа слаженно и быстро размазала Свободу по стенке, и гадала — сколько Альфа вылила в донат? И что сделала Свободе, что та не так сильно и сопротивлялась…

— Шантаж, — вновь будто прочитал мои мысли Макс. — Пригрозили магистру Свободы, что выпустят в сеть голограммы на него и его игроков. Ребята развлекаться умеют, ага. Со вкусом. Но не все оценят. Хоть наше общество и вольных нравов, но не настолько еще. Хотя мне — пофиг. Мне лично важно, как они играют, а не чем занимаются в свободное время. Это не противозаконно и ладушки. А что там чистоплюи думают, это их личные проблемы.

Это конечно — да… но…

— А ты откуда знаешь? — прошептала я. — Этот тоже пришел?

Макс лишь кисло улыбнулся и ответил:

— Нет, наши люди сами выяснили. Вообще некрасиво Альфа играет…

Как будто она когда-то красиво играла… и как будто у нее когда-то был шанс выиграть честно. Но меня уже мало интересовала Свобода, меня интересовало другое:

— А у тебя есть секреты, которые ты бы не хотел…

И почему-то сильно испугалась его возможного ответа. Я… не хотела проиграть. И, в то же время, дико боялась последствий нашей победы. Даже не последствий, цены этой победы. Да и близкие же у нас всех есть…

— Единственное мое слабое место сейчас — это ты, — спокойно ответил Макс. — Моего отца и мать они тронуть не осмелятся, кишка тонка, как и меня лично. А вот тебя… тебя это святое дело. Помни, пожалуйста, об этом.

Я помнила, увы, очень хорошо помнила. Как и то, что Макс мог защитить свою семью, но как там защитить наши?

И, когда Макс опять куда-то ушел, мне стало невмоготу сидеть в нашей комнате, и я вышла на балкон, посмотрела в усыпанное едва заметными звездами небо. А я хочу не так, хочу как на голограмме, чтобы яркой россыпью, чтобы не оторваться было от такого неба. Чтобы пахло так, что не надышаться… Как, наверное, сейчас в игре.