И тут я поняла, что после побития Алекса, я и шагу не могла с базы сделать без присмотра. Может, они и правы. На днях открытие турнира, потерять хорошего игрока они себе сейчас позволить не могут. Но с другой стороны…

— Я что, маленький! — взвилась я, на что получила резонное:

— Если несмотря на мои объяснения, ты не понял, зачем мы это делаем, то да — как маленький! Мне понравилось работать с тобой в паре, так что давай в флаер и без разговоров!

Без разговоров ему, ага. Летели мы молча, а что я могла сказать? Что они преувеличивают со своей заботой? Он высадил меня из флаера, пожелал со странной усмешкой удачи, и укатил себе, куда я уже и не спрашивала.

Офис голографа находился в огромном белоснежном здании, был просторным и хорошо охраняемым.

Меня уже тут ждали, и даже у входа: симпатичная ассистентка в обтягивающей мини. Окинув меня профессиональным взглядом, и слегка улыбнувшись, она провела в небольшую, но индивидуальную раздевалку, показала за висящие на вешалке вещи, и вежливо попросила:

— Переоденьтесь для сессии, пожалуйста.

Интересно, кто мне это покупал? Я думала, что моя марковая одежда дорогая и хорошо сшитая, но то, что мне предложили тут… парень в зеркале был молодым, симпатичным, и походил на азиатского школьника. Вздохнув, я подумала, что, наверняка, буду сильно популярной среди умиляющихся мамаш, и, выйдя с раздевалки, с удивлением обнаружила все так же ожидавшую меня ассистентку.

И здесь приставили надсмотрщицу! Вежливую, но настойчивую.

Мне наложили грим… мужчине, как бы! Уложили намертво прическу, и, глянув на себя в зеркало, я со вздохом подумала, что теперь я пожалуй более симпатичный парниша, чем недавняя девушка.

Жаль, что Максимилиан не гей, наверное, бы повелся… впрочем, был бы геем и у меня опять не было бы шансов. А вообще, а чем я, собственно, думаю?

Студия была огромной и хорошо освященной, а на стенах появилась голограмма горных вершин. Как настоящие. С висевшим над ними ярко-алым солнцем, утопающим в кровавых облаках. Очень знакомо… Кому-то очень понравилось мое видео боя с Маскимильяном?

Мой бой с Максом… сердце заныло, вспомнив его слова. Он мог бы меня полюбить? Меня?

— Добрый день, Александр, рад вас видеть в моей студии, — сказали за спиной, и, обернувшись, я увидела голографа: худого задохлика с пробивающейся уже сединой. И сразу стало как-то странно… боязливо, наверное, от проницательного взгляда его ярко-синих глаз. И захотелось смыться, убежать, да подальше.

— Мужчинами не интересуюсь, — будто поняв, пояснил голограф. — Так что можете быть спокойны, молодой человек.

А женщинами?

И тут же меня одернули, заставили встать на антиграв, пустили в лицо струю холодного воздуха и заставили летать по кругу, меж этих проклятых вершин. И все время бубнили в чип:

— Выпрямись! Выше! Чуть согни ноги… поверни антиграв, хорошо! А теперь улыбнись, будто самой красивой девушке, давай! Сядь, поставь антиграв рядом…

С меня стянули куртку, окатили теплой, на счастье, водой, и рубашка поструилась по моей груди влажными волнами. Голограф что-то говорил в чип, а я вдруг вспомнила свой бег, в шкуре зверя, по лесу… Свободу, сладость пахнущего травами ветра, запах моей мокрой от росы шкуры, и засмеялась…

— Молодец! Хорошо поработал, — внезапно остановил съемку голограф, и в его голосе я уловила дивные, не свойственные ему до тех пор нотки.

Взгляд его стал другим, заинтересованным и слегка насмешливым, от которого мне почему-то стало тошно. Уходить отсюда надо! Сейчас!

— А теперь под теплый душ, — сказал голограф, улыбаясь так же, сладко-сладко.