– Я вновь обращаю ваше внимание на то, что живу здесь почти два года. И служу почтальоном. Я не могу объяснить это наследственной тягой к лишениям: в нашем роду не было почтальонов, профессиональных нищих и мазохистов тоже не было. По‑вашему, я, зная о том, где припрятаны денежки, сижу в этой дыре исключительно ради того, чтобы какой‑нибудь умник отыскал меня здесь и обобрал до копейки? Можете поверить на слово: знай я об этих деньгах, лежала бы сейчас на пляже возле теплого моря, каждый день делала маникюр и каталась на «Мерседесе» с красавцем блондином.

– Я ведь не утверждал, что ты точно знаешь, – обворожительно улыбнулся Толстяк, при этом глазки его целиком исчезли в складках кожи. – Я сказал, ты можешь их найти. Вот этим, кстати, и советую заняться.

– А где я должна их искать? – хихикнула я. – Начнем с моей комнаты или с подъезда? Можно пошарить у соседей.

– Да, стоит попробовать, – поддакнул он. – Честно говоря, мне все равно, где ты их будешь искать. Главное, найди их как можно скорее. Для своего же блага.

– Это в том смысле, что мне не поздоровится? Безвременная кончина и все такое? – нахмурилась я.

– Ага. В твоем возрасте обидно сыграть в ящик. Я закусила губу и с минуту разглядывала свои ноги, после чего заявила:

– По здравом размышлении здесь меня ничего не держит, я имею в виду грешную землю. Никакого резона тащиться за тысячи километров, чтобы там свернуть себе шею. Что‑то подсказывает мне, что предприятие будет хлопотным. Лучше тихо и никого особенно не беспокоя, скончаться в этой норе.

– Это вряд ли, – съязвил Толстый, начиная злиться. – Тихой кончины я тебе не обещал.

– Очень мило, – покачала я головой и ласково посмотрела в глаза психа, который до этой минуты точно спал, а при последних словах Толстяка неожиданно оживился и уставился на меня, глотая слюну.

– У меня за это время было два инфаркта. Так что настоящего шоу не получится: я сдохну раньше, чем вы начнете получать удовольствие. Не повезло тебе, малыш, – вздохнула я, заметив, что псих рядом нахмурился. – Не порадую, ты уж извини.

Толстяк неожиданно засмеялся. Брюхо его колыхалось, щеки мелко дрожали, напоминая студень, а в целом выглядело это неплохо, лично мне веселые люди всегда нравились. Он извлек платок из кармана пиджака, вытер лицо, хохотнул еще раз, покачал головой и посмотрел на меня вполне доброжелательно.

– Неведение – великая вещь, – сказал где‑то через минуту. – Если бы ты знала, кто сидит рядом с тобой, остроумия в тебе разом поубавилось бы.

– Чем же ты так знаменит, красавчик? – уважительно спросила я Коротышку. Тот презрительно фыркнул и отвернулся, однако было заметно, что намек на высокую репутацию доставил ему удовольствие. – Не хочешь, не рассказывай. Если честно, спросила я из вежливости, чтобы поддержать разговор.

– Когда все кончится, ты у меня не так заговоришь, – пообещал он, впрочем, безо всякой злобы.

– Вот тут ошибка, – улыбнулась я. – Ничего не начнется.

– Ну, хватит, – перебил Толстяк. Приподнялся, достал из внутреннего кармана пиджака фотографию и бросил ее мне на колени. – Думаю, это тебя заинтересует.

Это в самом деле меня заинтересовало, да так, что словами не опишешь. По спине прошел холодок, а волосы вроде бы встали дыбом. С фотографии на меня смотрел Ванька. Только двумя годами старше. Я приоткрыла рот, дыша как собака, тряхнула головой, а потом протянула фотографию Толстяку.