«Значит, нечего мудрить», – мысленно заявила я и направилась к своему дому. Еще два дня назад подушку с пистолетом я на всякий случай спрятала в Райкиной кладовке, а газету сунула за шкаф.
Парень шел следом, дважды я смогла заметить его отражение в витрине магазина. «Ничего, – размышляла я. – Они еще не уверены и просто проверяют. А от этого типа за спиной я как‑нибудь избавлюсь».
Я вошла во двор, машинально огляделась и, не заметив ничего подозрительного, направилась к своему подъезду. За столом под липой сидели три дворовых алкоголика и проводили меня взглядами, лишенными надежды.
– Ленка! – на всякий случай крикнул мой сосед Семен Михайлович. – Дай десятку.
– Спятил, что ли? – удивилась я и хлопнула дверью подъезда. Привычная картина двора чуточку успокоила меня.
Входная дверь, как всегда, была не заперта, впрочем, излишняя гостеприимность жильцов объяснялась просто: ни у них, ни у меня воровать было просто нечего. Свет в прихожей не горел, я обо что‑то споткнулась и выругалась, щелкнув выключателем. Не тут‑то было: светлее не стало, значит, лампочку кто‑то вывернул, хотя, может, она и сама перегорела. Обычно дверь Райкиной комнаты, выходящая в прихожую, распахнута настежь, но сейчас она была закрыта, и это слегка удивило.
– Райка, – крикнула я, – ты дома?
Мне никто не ответил, но из Райкиной комнаты донесся какой‑то неясный шорох, я подошла и подергала ручку двери. Заперто. Такого за два года я припомнить не могла и поэтому переместилась к входной двери. Она неожиданно распахнулась, и я увидела парня, который провожал меня от самой почты.
– Привет, – спокойно проронила я и направилась в свою комнату. Толкнула дверь, сделала шаг и еще раз сказала:
– Привет.
Никого из находившихся в комнате мужчин я раньше не видела. Возле окна на единственном стуле восседал толстяк лет тридцати пяти. Почти лысый, с бледным отекшим лицом. Глаза было невозможно разглядеть из‑за глубоких складок. Нос длинный и острый, что совершенно не вязалось с широкой пухлой физиономией, а узкие губы имели какой‑то неприятный фиолетовый оттенок. Общий вид физиономии намекал на пакостный характер.
Пухлые ладошки лежали на коленях, кольцо с бриллиантом и две печатки выглядели не просто вульгарно, а даже смешно. Однако смеяться в настоящий момент мне совсем не хотелось, потому что, кроме толстяка, вызывающего недоумение, в комнате были еще двое. Один стоял возле двери, развернув могучие плечи, как бы давая понять, что назад дороги нет, и машинально разминал пальцы рук, сцепив их замком. Такой тип прихлопнет меня с одного удара и скорее всего даже не заметит этого. Но по‑настоящему пугал третий гость. Невысокий, щуплый, похожий на мальчишку‑подростка, с узким, землистого цвета лицом и взглядом, от которого мороз шел по коже. Смотрел он пристально, словно прикидывая, что там у меня
Внутри. Я взглянула на всех по очереди и спросила без энтузиазма:
– Может, вы скажете, в чем дело, или хотя бы уберетесь к чертям собачьим?
– Сядь, – буркнул Толстяк.
Я хмыкнула и демонстративно огляделась, аскетизм моего жилища не предполагал такие многолюдные сборища, и сесть в настоящий момент мне было некуда, разве что на кровать рядом с худосочным типом со взглядом психа. «А почему бы и нет?» – решила я и в самом деле села. Признаться, это произвело впечатление. Толстый удивленно приподнял брови, Здоровяк у двери шевельнулся, а сам псих посмотрел на меня с любопытством.
– Ну и вид у тебя, – покачала я головой.
– Шутишь? – пискнул он, проникновенно улыбаясь мне. За такую улыбку режиссер фильма ужасов не пожалел бы миллиона. Я еще раз покачала головой и добавила:
– Выглядишь паршиво. |