Герцог произнес это совсем тихо, и Вэла, испугавшись, что их могли подслушивать, oглянулась на дверь и едва слышно произнесла:

— Простите, впредь я постараюсь быть более осторожной.

Девушка присела перед ним в реверансе, быстро выбежала из комнаты, и герцог услышал стук ее каблучков по лестнице.

Он дошел до конюшни, чтобы проведать Самсона и Меркурия, посмотреть, все ли у них в порядке. Никогда прежде герцог этого не делал, так как его лошади всегда были на попечении грумов, и хороший уход за ними всегда был обеспечен высокой оплатой.

Теперь же он обнаружил, что Самсон копытом опрокинул ведро с водой, и так как в конюшне никого не было, то герцогу пришлось самому напоить коня. В качестве корма лошадям дали сено, но герцог решил, что завтра надо будет купить им овса. Им предстоял долгий, изнуряющий путь, на котором их могли подстерегать любые неожиданности, и лошадей следовало хорошо кормить, так как от них в решающий момент могла зависеть жизнь всадников.

Невольно мысли герцога переключились на Вэлу. Возвращаясь назад в гостиницу, он думал о том, как мужественно она вела себя все это время, ни разу не пожаловалась на то, что она устала и как тяжело ей пришлось, проведя весь день в седле. А то, что ей пришлось нелегко, герцог ничуть не сомневался.

Чего он никак не мог понять, так это то, как при ее хрупкости и изяществе Вэле в то же время удавалось держаться словно какой-нибудь выносливый амазонке.

«Если она нашла, что меня трудно понять, — думал он, медленно поднимаясь по лестнице, — то что же говорить о ней! Уж ее-то понять вообще едва ли возможно».

Герцог разделся и лег. Перины были достаточно мягкими, но все же ему пришлось признаться, что хотя на войне он спал в гораздо худших условиях, однако, как правильно заметил Фредди, это было десять лет назад! С тех пор он стал старше и, увы, более привередлив.

Уже засыпая, он стал размышлять о том, как доставить Вэлу в Йорк в целости и сохранности, и ему вновь пришлось признаться, что он вовсе не уверен в успехе этого предприятия. Воистину путешествие таило в себе множество неприятных открытий и было призвано заставить его взглянуть на себя совсем с другой стороны. И, честно сказать, ему не нравилось то, что он при этом увидел.

Герцог решил позволить Вэле и себе проспать лишний час. Было уже около пяти, когда он заставил себя проснуться. За окном закричал петух, где-то вдали ему ответил другой, затем третий.

И снова герцог с некоторым колебанием нарушил правила приличия, постучав в дверь девушки.

Она не отвечала. Тогда он вошел, как предыдущей ночью, в ее комнату и убедился, что она сладко спит. Подойдя к кровати, Брокенхерст тихо позвал:

— Вэла!

Она зашевелилась и, тихо вскрикнув, быстро села на постели.

— Что такое… что-то случилось?

— Ничего, — сказал герцог, не отрывая восхищенного взгляда от ее прелестного сонного лица.

Странное волнение охватило его. Девушка была очаровательна, но так трогательно невинна, что едва ли его чувства могли быть вызваны обычным вожделением, которое, несомненно, пробудилось бы в нем в подобной ситуации, будь на месте Вэлы более искушенная и опытная женщина. И все же… Тонкая полупрозрачная ночная рубашка не могла скрыть от его нескромного взора пленительные изгибы ее тела. В сумрачном утреннем свете кожа плеч нежно светилась в ореоле золотых волос, рассыпавшихся по груди и спине. Она казалась ему сейчас принцессой из волшебной сказки, но только живой и волнующе близкой…

— Мне снилось, что мы… уже уехали с вами, — запинаясь, произнесла она, — вы меня разбудили как раз в тот момент… когда нас схватили…

В глубине ее глаз притаился страх, и герцог попытался успокоить девушку. Он сказал:

— Моя няня всегда мне говорила, что сны надо толковать от противного… Я просто уверен, что ваш сон такой же.