Ингой, созданной для поклонения, пренебрег человек, который до нее был полным ничтожеством. Она презирала всех мужчин и, очевидно, поэтому решилась сделать из него сильную, властную личность. Дала ему в руки удачу, помогла добиться богатства. Столько лет отводила от него все напасти. Не раз воровала его у смерти. И в результате безжалостно брошена. Люди не способны ценить то, что им дается, они умеют любить только тогда, когда у них ничего нет. Мир для Инги обесценился навсегда — одним поступком Лимона. Больше ей ждать было нечего.

Она спустилась вниз, зажгла свечи, поставила их на пол возле зеркала, поддерживаемого крокодилом, и опустилась на колени. Ждала долго, мерно раскачиваясь в такт своим мольбам. Но, когда зеркало осветилось внутренним светом, вместо привычных образов показался согнутый в три погибели Пат, в грязном синем халате. Его коротко остриженная седая голова с глубоко посаженными глазами и лошадиными зубами заставила Ингу отпрянуть от зеркала.

— Куда?! — завопил он. — Не ждала?! А больше никто не придет! Не надейся! Знаешь ли ты, ведьма, что дама пик, сбежавшая от тебя, теперь запечатлена на груди твоей соперницы? Да, да! На левой груди, у самого соска! Так что карты больше не подвластны тебе. Ты стала бесплодной смоковницей. Сама отдала Ольге свое превосходство. Не сумела с глупой девкой разобраться. Отдай мой перстень! Тебе мой черный агат не к лицу!

Инга тихо стонала. Еще один удар свалился на ее истоптанную душу. Дама пик — у княгини! Даже карты предпочли эту девчонку! Никакого просвета впереди не было.

— Верну, когда встретимся… — выдохнула она.

— Значит, недолго мне маяться. — Пат изобразил на обтянутом серой кожей лице подобие улыбки.

С замиранием сердца Инга молила о прощении, которое ей могла дать только одна великая тень — графа, сенатора, генерал-фельдмаршала Якова Вилимовича Брюса.

Старик, как всегда, возвестил о своем явлении шаркающей походкой. В этот раз он даже не взглянул на Ингу, а близоруко щурился в сторону. Шумно нюхнул табаку и, кряхтя, принялся чихать. Достал из рукава пожелтевший от времени кружевной платок, промокнул под носом и скрипучим голосом объявил:

— Дура девка! Тебе вручили в руки великую силу, а ты ее извела — разбазарила на полюбовника да на всякие ревности. Потому и отнимаю от тебя свое поручительство. И не гневай нас более истошностью своих причитаний. Не будет у тебя такого права смущать покой вечности…

Он по-старчески раздраженно махнул платком и отправился в свое Зазеркалье, унося на сутулых плечах потертого камзола пыль восемнадцатого века. Свет в зеркале погас. Оно почернело, вздулось и лопнуло, как созревший нарыв, осыпав мраморный пол мельчайшими осколками, больно врезавшимися в распластанные руки Инги и запутавшимися в ее волосах.

Инга с трудом поднялась с колен. Словно слепая, выставив вперед руки, прошла по комнате.

Наткнулась на клетку с Христофором. Тот важно крикнул:

— Паракало!

Она не обратила внимания на него и поднялась по лестнице вверх. Не заходя в свою спальню, вышла на крышу. Ветер захлопал подолом ее плащаницы. На море бушевал шторм. Соленые брызги упали ей на губы. Она их слизнула и вдруг почувствовала неодолимую тягу к полету. На земле ее больше ничто не задерживало. Униженная и раздавленная собственной ненужностью, она вся сжалась для последнего прыжка в небо. Ноги легко ощутили под собой мокрую плоскость перил. Одним рывком Инга, расправив руки, оторвалась от крыши. Мощный поток воздуха подхватил ее и понес вверх. Звезды стали стремительно приближаться.

— Недосягаема! — во всю мощь легких победно крикнула Инга. Она парила над пустынным пляжем, пожираемым огромными волнами.