— Ты окончательно потеряла надежду?
— Да.
— Все так плохо?
— Хуже некуда.
— Что ж такого Карцев выкинул на этот раз? Ведь не изменил же тебе?
— Вот именно. — Женя боком протиснулась мимо матери и скрылась в комнате, плотно прикрыв за собой дверь.
Она ожидала, что та сейчас же войдет следом и начнет опять подробно и настойчиво обо всем расспрашивать, но Ольга Арнольдовна не появлялась.
Женя разобрала диван, постелила постель и в задумчивости присела на ее край. Ей казалось, будто ее оглушили сокрушительным ударом в челюсть, и она пребывает в полнейшей прострации. Женька, Женька! Как он мог так поступить? Как мог? После всего того, что было — нет, в это поверить невозможно!
Женя уткнулась лицом в подушку, но глаза по-прежнему оставались сухими. Сердце разрывалось от тоски и отчаяния. Как ей забыть его? Как? Кто бы подсказал.
Она вдруг подумала, что именно так, возможно, сошла с ума Зинаида. Не стало рядом того, кто был ей дороже всего, и жизнь потеряла смысл, превратилась в ад. Вместо слез внутри пылал уничтожающий огонь, не оставляя ничего разумного, милосердного, человеческого. Опаленный этим огнем уже никогда не сможет побороть в себе жестокости.
Женька жестокий. Он знает, как она мучается и ни капельки не жалеет ее. Он жалеет лишь себя. Что ж, наверное, он имеет на это право. И вообще, он имеет право жить так, как ему хочется: целоваться с Любкой, спать с ней, ненавидеть, кого угодно, презирать всех и вся. И не вспоминать о влюбленной в него наивной дурочке.
Дверь тихо скрипнула. «Мама», — безразлично подумала Женя. Но это оказался Ксенофонт. Он пересек комнату и мягко вспрыгнул ей на ноги. Женя ма секунду оторвала лицо от подушки и тут же снова упала навзничь. «Не могу, не могу!» — Она старалась избавиться от адского пламени, терзающего ее изнутри, изо всех сил старалась заплакать. Хоть каплю слез, хоть малую толику — лишь бы смягчить эту невыносимую, жгучую боль, утолить бессильную ярость, остудить гнев.
И, наконец, глаза подернулись спасительной влагой. Женя всхлипывала, плечи ее дергались, Ксенофонт смотрел на нее в недоумении, свесив с дивана свой роскошный хвост. Так она и уснула — лицом вниз, волосы разметались по подушке, одеяло сползло на пол. Потом, позже, когда время было уже за полночь, тихонько вошла Ольга Арнольдовна. Постояла возле дивана, осторожно поправила одеяло, хотела забрать кота, но Женя во сне жалобно застонала. Она отдернула руку и на цыпочках вышла.
32
Санек позвонил вечером следующего дня, как и обещал.
— Женечка, как жизнь?
— Бьет ключом, — ответила она.
— Хорошо, что не по голове, — сострил он. Тон его, однако, был серьезным. — Ты подумала? Я имею в виду нас с тобой.
— Да, подумала.
— И что? — Женя почувствовала, как ее через трубку атакует его нетерпеливое и страстное ожидание.
— Саня, я еще вчера все решила. Жаль, что ты не поверил мне.
Он громко выдохнул.
— Тогда я сейчас приеду к тебе.
— Давай.
— Нет, не сейчас, — поспешно поправился Санек. — Завтра. Завтра с утра.
— Опять завтра? — Женя усмехнулась. Усмешка получилась холодной и не слишком доброй.
— Да. И мы пойдем куда-нибудь. Хочешь в театр?
— Хочу в Большой. На «Аиду» Я однажды почти попала на нее, но видно, не судьба была.
— Нет проблем. Я куплю билеты. На вечер. А днем мы просто погуляем по городу. Идет?
— О’кей.
Они распрощались. Женя повесила трубку. |