В нос ударил характерный запах вокзала — смесь пыли, дыма и колесной смазки. Взгляд выхватил табло с надписью: «Москва — Челябинск», второй путь». Поезд стоял, упираясь хвостом в тупик, до него оставалось метров двадцать.

«Все-таки, я сделала это, — подумала Женя, прибавляя шагу. — Сорок минут вся дорога. Это рекорд».

Она не знала, что станет говорить сейчас Женьке, она об этом не думала. Главное, что она успела. Успела!

Раздалось угрожающее, змеиное шипение. Вагоны вздрогнули. Женя машинально сделала рывок вперед, нога ее наступила на что-то скользкое. В следующее мгновение она растянулась на асфальте.

Она лежала и смотрела, как медленно отплывает хвост поезда. Медленно-медленно он отодвигался от нее вдаль, освобождая промежуток рельсов, который увеличивался с каждой секундой.

— Нет, не может быть, — проговорила Женя вслух.

Колеса отчетливо стучали. Она неловко поднялась на ноги. Ладони горели, джинсы на коленке продрались, сквозь прореху бурела ссадина.

Зря она вчера говорила: «Вот и все». Это надо сказать сегодня, сейчас. Вот и все. И нет больше у нее никакого суженого. Хотя это глупо: ведь суженый — это тот, кто дается судьбой. Если судьба распорядилась так — значит, вышла ошибка. Что-то Женя не учла в ту новогоднюю ночь. Что-то не учла, это факт.

Она медленно пошла по перрону вслед за уходящим поездом. Она не знала, зачем идет. Просто шла, как привязанная, будто ее магнитом тянуло за последним вагоном. Будто она собиралась пройти по шпалам до самого пункта назначения.

Тогда по темному коридору она шла точно так же — без цели и без мыслей, повинуясь какому-то высшему чувству, которое не объяснишь ни физикой, ни математикой. Шла и шептала, как последняя дура: «Мой суженый, мой ряженый…»

— …Мой суженый, мой ряженый, — повторила Женя, тихо, но внятно.

Шедший навстречу носильщик с телегой покосился на нее с опаской.

«Он думает, я спятила. Конечно, спятила, если могла поверить всей этой чепухе. Конечно. Мой суженый, мой ряженый — красивые слова. Красивые, но пустые. Мой суженый…»

36

Поезд тихо, но неуклонно набирал ход. Грузный, краснолицый проводник сунул под мышку планшетку с билетами и закурил.

Женька, стоя в тамбуре, смотрел через пыльное дверное стекло, как плывет перрон — сначала медленно, толчками, затем чуть быстрей. И, наконец, замельтешил перед глазами асфальт.

Все. Он едет. Конец тому, что было. Конец всему старому. Послезавтра у него начнется новая жизнь. Он попробует стать, как все, — будет зарабатывать нормальные деньги, заведет хоть каких-то друзей. Постепенно и девушку найдет. Обыкновенную. Без особых претензий. Не слишком красивую, чтобы не выпендривалась и знала свое место, но все-таки, хорошенькую. И… чтоб хоть чуть-чуть была похожа на нее. На Пичужку.

Нет, не нужно об этом. Этого никогда не было. Не могло быть — с ним. С кем-то другим — да, но только не с ним. Он всегда, с самого начала, знал, что это когда-нибудь закончится, и она уйдет. От такого, как он, нельзя не уйти. Лучше уж не ждать и самому… Убежать, скрыться, уехать за тридевять земель. И не вспоминать. Главное — никогда не вспоминать…

Впереди показался край платформы. Проводник успел сделать несколько затяжек и теперь шумно сморкался в несвежий платок.

Женька последний раз глянул в окно и собрался идти на свое место, как вдруг его будто кто-то толкнул.