Матиас едва сдержал ругательство.
— Лорд и леди Норгрейв каждый год приезжают в Лондон. Семьям Брант и Рук до сих пор удавалось избегать публичных стычек. И этот сезон не станет исключением.
— Проще было, когда речь шла только о Норгрейвах и Блекбернах. Теперь же ты с братом Бенджамином все больше времени проводишь в Лондоне. Сколько уже твоей сестре Онор?
— Семнадцать, — ответил он, чувствуя, куда ведет его кузен. — Тебе и самому прекрасно известно.
— Скоро ее представят обществу. И не забывай, в семье Брант есть Маркрофт, леди Темпест и леди Арабелла, — заметил Торн. — Чем больше членов семьи Рук и Брант отправятся в Лондон, тем более вероятно, что случится не одна стычка.
— Помоги нам господи, когда все оставшиеся члены семьи Рук станут достаточно взрослыми, чтобы войти в приличное общество! — поддразнил Сент-Лион, надеясь снять напряжение между двоюродными братьями.
Матиас знал, что Торн прав. Он просто не хотел этого признавать.
— Будем надеяться, что у младших представителей семьи Брант хватит ума держаться от нас подальше.
Виконта, казалось, напугал резкий тон брата. Вражда между семьями Рук и Брант его не касалась, и на нее легко можно было не обращать внимания, поскольку он сам не питал никаких симпатий к наследнику Норгрейвов. Однако он не желал проявлять жестокость по отношению к невинным юным дамам.
— На Маркрофта уже можно махнуть рукой.
— Пусть граф катится к черту. Если он любит своих сестер, будет держать их подальше от меня и моей семьи, — мрачно сказал Матиас. Его сердце покрывалось коркой льда, пока образ леди Темпест бледнел в его памяти.
Он хранил верность герцогу и герцогине Блекберн. Никто не сможет его заставить предать свою семью.
Перед ужином Темпест покинула гостиную и отправилась прогуляться в саду. Весь день она провела в компании Арабеллы и Августы, и у нее не было настроения выслушивать сетования своей матери на то, что ждет Темпест, когда они отправятся в Лондон. Царившие в саду красота и тишина дарили покой. Мысленно она продолжала возвращаться к увиденному на берегу и к любопытной беседе с Шансом. Джентльмен оказался вполне дружелюбным, хотя и решил, что она сознательно подглядывала за ним и его друзьями. Даже флиртовал с ней, пока она не упомянула имени брата.
Шанс отрицал, что знаком с Оливером, но девушка подозревала, что он был с ней не совсем честен.
Или, скорее всего, всему виной синяк. Она предположила, что он подрался. Неужели она обидела его, указав на эти синяки?
— Боже мой, поверить не могу, что я осмелилась сказать о них!
— О ком это, ребенок? — поинтересовался Оливер, подходя к Темпест. Он переоделся в модный вечерний костюм. Однако даже его искусный портной не мог скрыть распутную натуру ее брата — штаны были слишком облегающими.
Интересно, он переоделся к ужину или планирует вечером уехать? Отец уехал из дома час назад.
— Я думала, что я слишком стара, чтобы ты называл меня ребенком, — сказала Темпест, протягивая руку. Она обрадовалась, когда он ухватился за нее.
Он притянул ее к себе и поцеловал в щеку.
— Не согласен. Ты явно еще не переросла все свои досадные привычки.
— Досадные, говоришь? — фыркнула она, делая вид, что сердится. — С этим замечанием я не согласна. Если ты продолжишь звать меня ребенком, не рекомендую делать это в присутствии Августы.
— Почему это? — Он держал сестру за руку, когда они прогуливались по усыпанной гравием тропинке.
— Все проявления нежности должны быть направлены только на нее. Ты заденешь ее чувства, если она решит, что не достойна особого прозвища, — пояснила Темпест. |