Однако у законных опекунов Марии имелись другие планы. Они подписали договор о помолвке, но так и не исполнили его. Чуть позднее король Генрих прознал, что регенты Марии приняли другое брачное предложение, на сей раз от французского короля, который обручил ее со своим сыном, дофином Франциском. Грозный английский монарх немедленно съел гонца, принесшего дурную весть, и несколько дней потом оставался в образе лютого льва. А «придя в себя», напал на Шотландию.

Много лет потом войска Генриха гоняли подраставшую королеву с места на место по всему шотландскому нагорью, но так и не смогли ее захватить. Говорили, что спастись ей помогла эзианская магия. Ей очень ловко удавалось исчезать, словно легкий дымок, из любых укрытий. Именно поэтому Генрих, хоть он обычно и относился терпимо к эзианам, сам оказавшись одним из них, шотландских эзиан решил примерно наказать за то, что они предоставляли Марии убежище. Эдуард не сомневался, что именно в этот период была сожжена и хижина родителей Грейси. Из-за того лишь, что его отец злился на маленькую девочку.

В народе ту эпоху прозвали эпохой Грубого ухаживания. С акцентом, конечно, на «Грубого».

Эдуард, напомним, все это время оставался еще ребенком, но помнил, как ему твердили, что он должен жениться на королеве. Помнил и то, как подолгу разглядывал портрет Марии Стюарт, висевший в одной из галерей дворца. Крошке было не больше четырех лет, когда писали этот портрет, но она уже тогда явно научилась держать себя по-королевски. Черные глаза смотрели на Эдуарда с яростным укором. «Терпеть тебя не могу, – будто доносилось до него с картины. – И всегда буду ненавидеть. Бога моли, чтобы мы никогда не поженились. Я превращу твою жизнь в кошмар наяву!»

Смерть отца принесла Эдуарду облегчение: ему не надо было больше добиваться руки шотландской королевы Марии Стюарт. Она ускользнула от него под покровительственную длань французского короля и жила с тех пор вместе с его семьей в Лувре.

Однажды, несколько лет назад, они встретились. Он тогда ездил в Париж заключать мирный договор с французами. Ей уже исполнилось восемь лет. Ему ее представили как нареченную невесту дофина Франциска (Эдуард никак не мог отвязаться от мысли, что слово это звучит очень похоже на «дельфина» – довольно странный титул для принца). Мария присела в глубоком реверансе. Английский гость поклонился. Она пожирала его взглядом, точно таким же мстительным, как на портрете. Эдуард постарался сбавить напряжение, сказав что-то комплиментарное о ее туфельках.

В ответ она наступила ему на ногу.

Больно.

Ее немедленно увели в личные покои, поскольку благородным молодым особам не следует обижать королей, но Эдуард в общем не обиделся. Более того, он страшно обрадовался тому, что им не придется больше вести беседу и даже, судя по всему, видеться. Никогда.

И вот пожалуйста, он снова в Лувре, приехал просить помощи у короля Франции – и привлечь на свою сторону Шотландию тоже будет, конечно, нелишним. Так, по крайней мере, сказала Бесс, а ей Эдуард всегда верил безоговорочно.

Ничего из этого он, естественно, не стал объяснять Грейси.

– Поговори с ней, если подвернется случай, – попросил он. – Петь мне дифирамбы не надо. Просто расскажи мою историю – все, что ты сама знаешь. Посмотрим, не пойдет ли она на то, чтобы оказать нам поддержку – любую, какая в ее власти. Во власти ее, пожалуй, не многое, во всяком случае здесь, в Париже. К тому же она еще совсем молодая девушка, но…

– Ладно. – Грейси жестом остановила его поток слов.