– Я никогда не был во Франции, – отозвался Ги. – Но люблю сыр.

– Я тоже, – произнес король таким тоном, словно хотел показать: у них и вправду много общего.

Рассвет застал их на пути домой, так что до «Лохматой собаки» Гиффорд добрался уже в облике коня. Грейси, Бесс и Джейн ждали своих мужчин у дверей таверны. При виде их, однако, облегчение на лице Джейн быстро сменилось гневом. Она выразительно посмотрела на мужа, не произнеся ни слова. Вместо губ говорили ее сузившиеся до узких щелок глаза.

Ги внезапно захотелось вернуться к туше медведя.

Джейн сделала глубокий вдох и повернулась к Эдуарду. Выражение ее лица смягчилось, когда она прикоснулась пальцами к шраму на его щеке.

– Братец, милый, ты ранен.

– Ерунда, царапина, – улыбнулся тот.

– Пойдем внутрь. Я сама ею займусь.

Ги фыркнул и вскинул голову. Джейн подняла бровь.

– А вы…

Он робко ткнулся носом в ее плечо.

– Я скорее согласилась бы сражаться с тысячей карпатских быков, чем выгнала вас из таверны… – она ухмыльнулась, – но только не сегодня. Ступайте к себе. – Джейн указала рукой в сторону леса.

Теперь им предстояло нелегкое путешествие во Францию.

Эдуард

– На что это ты пялишься? – грубовато осведомилась она, когда заметила, что Эдуард не в силах оторвать от нее взгляда.

– На тебя, – ответил он честно. – Ты теперь человек. В смысле, женщина. Я потрясен твоим преображением.

– Да, я умею навести лоск, когда этого требует ситуация. – Она слегка подтянула верхнюю кромку лифа, чтобы сделать декольте не таким откровенным. – Но не нахожу, что мне это идет.

Она была облачена в платье из серого бархата и стянута корсетом, чем подчеркивалась пышность бюста. Раньше Эдуарду никогда не приходилось видеть эту деталь ее конституции, и он не мог заставить себя отвести блуждающий взор от тех мест, по которым ему блуждать не следовало. Грейси блистала красотой, но что правда, то правда: роскошь ей не шла. Классическое дамское одеяние словно… как-то умаляло ее. Сжимало, заглатывало и прятало в пышных складках материи.

– Спасибо, что принарядилась, – пробормотал он.

– Не за что. – Девушка провела рукой по причудливо заколотым на затылке волосам. – Не знаю, правда, чем я смогу помочь в переговорах с королем Франции.

– Не с королем, – поправил Эдуард, – а с шотландской королевой Марией Стюарт. Она живет при французском дворе.

При этих словах он не смог сдержать пробежавшей по телу дрожи.

Грейси удивленно вскинула брови.

– Только потому, что мы обе из Шотландии?

– Потому что она меня ненавидит, а надо, чтобы полюбила. Если кто-то на свете и способен сделать так, чтобы я ей понравился, так это ты, Грейси. Да, потому что ты тоже шотландка. Но главное – потому, что ты – это ты.

Ее щеки слегка зарумянились. Она кивнула.

– Ясно. А почему она тебя ненавидит?

– Потому что ее хотели выдать за меня замуж.

– Что?! – воскликнула Грейси. – Когда это?

– Когда мне было три года.

И в самом деле, когда малютке Эдуарду едва исполнилось три, отец просватал его за Марию, которая в то время тоже находилась в раннем детском возрасте, но уже взошла на трон, поскольку ее собственный отец умер, когда ей было шесть дней от роду. Таким образом «король-лев» предполагал навсегда объединить Англию и Шотландию. Генрих даже желал, чтобы Мария поселилась у них во дворце, чтобы он мог следить за ее воспитанием и научить правильному, чисто английскому образу мыслей.