Карен оказалась «первым счастливым подарком судьбы, ниспосланным мне судьбой после демобилизации». Она походила на мальчишку и осознавала это. Даже присвоила себе забавный титул: «Мисс полуженственность-1962»; правда, здорово, доктор? Остроумная шутка не произвела на Шпильфогеля никакого впечатления, он лишь слегка пожал плечами, а мне-то казалось, что смешнее не придумаешь. Итак, начались занятия по литературному творчеству. Три недели я внутренне метался. Потом на титульном листе письменной работы, оцененной на «отлично», появилась надпись преподавателя: «Зайдите ко мне в кабинет». Карен пришла. Садитесь. Уселась в кресло, очень грациозно.
— Вы хотели видеть меня?
— Да, мисс Оукс. — Пауза, продолжительная и выразительная; сам Антон П. Чехов остался бы доволен.
— Откуда вы родом, мисс Оукс?
— Из Расина.
— А кто ваш отец?
— Врач.
Тут я встал из-за стола, подошел к ней и погладил золотые волосы Карен. Мисс Оукс спокойно смотрела на меня снизу вверх.
— Простите, — сказал я, слегка дрожа, — ничего не могу с собой поделать.
— Профессор, я не очень разбираюсь в этих делах, — ответила она. (Я же гладил и гладил ее голову, продолжая при этом виновато оправдываться.) — Пожалуйста, не волнуйтесь, многие преподаватели так поступают.
— Многие? — оторопел писатель-лауреат.
— Каждый семестр со мной бывает что-нибудь такое, — безо всяких эмоций проинформировала меня Карен. — Уж на кафедре английской литературы — точно.
— А потом?
— Потом я говорю, что не очень разбираюсь в этих делах. Я правда не очень разбираюсь.
— А потом?
— Потом тоже ничего интересного.
— Извиняются?
— Угу. Но думают совсем не об извинениях.
— Как я.
— И я тоже, — призналась она не моргнув глазом. — Как это на латыни? In loco parentis. Этот комплекс, наверное, работает в обе стороны.
— Я все время о тебе думаю. Беспрерывно.
— Профессор, вы же совсем меня не знаете.
— И да и нет. Я читал твои работы. Твои рассказы.
— А я — ваши.
(Господи, доктор Шпильфогель, ну что вы застыли, как йог в трансе? Понимаете, чем для меня был этот разговор? Для меня, захлебывающегося в пучине отчаяния!)
— Карен, мы должны встретиться. Непременно.
— Хорошо.
— Где?
— Можно у меня.
— Ты же знаешь, преподаватель не может прийти к девушке в общежитие.
— Я ведь старшекурсница и больше не живу в общежитии. Снимаю комнату в городе.
— Там и поговорим?
— Ладно.
Ладно! О, это сладкое, ясное, прекрасное, страстное, властное маленькое слово! Я твердил его про себя на все лады с утра до вечера. «Что ты там заладил?» — фыркала Морин. Ладно, складно, отрадно, изрядно. Какая прекрасная, какая разумная, какая юная, какая соблазнительная девушка! Ладно! Сладится, наладится, пойдет на лад. Ладно! Мисс Оукс, такая ладная и складная, останется с собой в ладу, а у профессора Тернопола все равно нет в жизни ни склада ни лада — пусть катится себе в пропасть… Сколько времени нужно, чтобы принять решение? Совсем немного. Уже на втором нашем свидании я прошептал лежащей рядом Ка-а-ре-ен в самое ушко: кончится семестр, Ка-а-ре-ен, и мы уедем вдвоем в Италию, самолет из Чикаго, я навел справки, сдашь последний экзамен — и в путь, а экзаменационные ведомости вышлю декану из Рима. |