Доминик начал опять корить себя и за то, что расстроил ее, и – еще больше – за, то, что позволил всему этому случиться. Опиум не подействовал бы на него, если бы он держался от нее на расстоянии.
Он отошел от окна, опустился на колени рядом с ней, погладил обнаженную руку.
– Извини, что напугал тебя, моя маленькая фея. Может быть, ты и не забеременеешь, и тогда твоя жизнь не изменится, если ты не захочешь. Я уеду, и ты скоро меня забудешь.
Он то ее никогда не сможет забыть, с болью осознал Доминик.
– Нет! – Она рывком подняла голову. – Ну почему ты не можешь стать моим управляющим? Я и виду никому не подам. Буду вести себя осторожно, как пожилая вдова.
Какая соблазнительная мысль! Остаться с Мэриан, не рискуя в то же время вызвать гнев семьи и осуждение общества… Но нет, это невозможно.
– Ничего не выйдет, Мэриан. Я хочу, чтобы мы оба могли высоко держать голову, а не прятались по углам.
– Какая разница, что будут думать другие!
У нее душа истинной аристократки… или демократки.
– То, что думают другие, имеет очень большое значение, если только ты не живешь полной отшельницей в пещере. – Он поймал ее взгляд, стремясь к тому, чтобы его слова проникли в ее сознание. – Выбор за тобой, Мэриан. Ты можешь вообще отказаться от замужества и сохранить свою свободу. Ты можешь выйти замуж за меня, – он с трудом сглотнул, – или за Кайла, или за кого нибудь другого. Но твоим тайным любовником я не стану.
Она закрыла глаза, словно; надеясь таким образом прогнать из памяти его слова. Теперь она больше не выглядела ребенком. Взрослая, усталая женщина…
– Я не хочу, чтобы ты уезжал, – произнесла шепотом. – Но… мне нужно время… чтобы свыкнуться со всеми этими переменами. Ты дашь мне такую возможность?
– У нас есть немного времени, пока брат не вернется. – Он раскрыл объятия. Она с готовностью прижалась к нему. – Может быть, еще недели две. К тому времени ты, возможно, уже будешь знать, беременна или нет.
Мэриан вздохнула. Положила голову ему на грудь. Волна нежности затопила его. Он откинул шелковистую прядь волос с ее виска. Она как бабочка, только что возникшая из куколки… такая беззащитная, такая ранимая… и в то же время полная решимости выжить в этом чужом, незнакомом мире. Он даже представить себе не может, сколько на это требуется мужества.
Он наклонился, поцеловал ее нежным, успокаивающим поцелуем. Вернее, таково было его намерение. Губы ее впились в его рот, и он мгновенно почувствовал возбуждение. А имеете с ним и пробуждение совести. То, что было нехорошо до этого, нехорошо и сейчас. А теперь у него даже нет никаких оправданий.
Ее рука скользнула ему под рубашку.
– Во время обеда… мне было так приятно, что у тебя под одеждой мои менди.
Он почувствовал дразнящие прикосновения ее легких пальцев на груди. Почувствовал, как тает, испаряется его решимость. В конце концов, положение вряд ли может быть хуже, чем сейчас. А ему так хочется любить ее, телом и душой. Так хочется показать, что она для него значит.
Он спустил тонкую ткань сари с ее плеча. Поцеловал Изящные линии хны вокруг груди. Какие примитивные, совсем не английские узоры… Они помогают забыть о мире условностей и приличий.
Он начал языком обводить узоры по всему ее телу, ощущая солоноватый вкус ее кожи, вдыхая возбуждающий аромат розы. Ее всхлипывающие вздохи еще сильнее возбуждали его.
На этот раз они слились воедино, полностью сознавая, что делают.
Мэриан решила провести ночь в доме на дереве, чтобы избежать прощания с Рексэмом и Люсией. Доминик с радостью остался бы с ней, но подумал, что лучше не привлекать внимания к тому, где он провел ночь.
Последний раз прижал ее к себе, прежде чем спустить веревочную лестницу.
– Спи сладко, моя фея. |