Он снова улыбнулся, но его улыбка казалась более угрожающей, чем яростный оскал. — Если, конечно, ты вообще способна учиться. Многие женщины не могут, они глупы.
Джинера поклонилась молча.
Король направился к парадному входу, и Джинера пошла рядом, чувствуя себя абсолютно беззащитной. Мужская часть её свиты уедет после свадьбы. Няня и подруги ей не помогут. Джинера смотрела на раскланивающихся кавалеров и приседающих дам Святой Земли — и встречала взгляды, полные чего угодно, только не сочувствия.
Джинера не будет государыней. Джинера должна родить государю наследника, она — его вещь, живая машина для вынашивания детей, она не вызывает у него даже обычного желания — лишь какое-то жуткое любопытство. Что ему любопытно? Нужно ли впрямь сломать принцессе пальцы, чтобы она закричала?
Дворец поражал воображение.
Его сияющее великолепие освещали золотые деревья, усыпанные цветами, в чашечках которых горели маленькие свечи. От невидимых жаровен исходило мягкое душистое тепло. Бронзовые драконы стерегли лестницу из белого искристого камня, а в сумраке ниш прятались нагие тела мраморных дев, такие нежные, будто их создали чары, а не руки камнерезов. Портреты предков дома Сердца Мира смотрели из тяжёлых золотых рам, как из потустороннего мира. Дворец был грёзово прекрасен, и Джинера удивлялась, почему её знобит в этих волнах тепла, пахнущего сандалом, будто она идёт по промёрзшему логову людоеда. Будто холод королевского приёма выстудил эти сказочные покои — а дыхание королевской свиты оседало инеем на драгоценных гобеленах, кокетливых личиках бронзовых лешачков и сводах галереи, расписанных позлащёнными солнцем облаками…
* * *
Во время торжественного обеда Джинера окончательно поняла, что союзников и друзей ей при этом дворе не видать. Ужаснее всего были взгляды дам; Джинере казалось, что на неё смотрят с недобрым, почти злорадным любопытством, как порой смотрят почтенные матроны на воровку, привязанную к позорному столбу. Молодая особа, которую король назвал камер-фрейлиной Джинеры, перед началом обеда приказала удалиться няне Ровенне, держащей на руках шпица принцессы:
— Государь не любит таких собак. Вдруг она тявкнет.
Няня бросила беспомощный взгляд на Джинеру, шпиц облизнулся, но промолчал. Джинера кивнула:
— Я позабочусь о том, чтобы вас накормили, милая няня. Мне неприятно и досадно, что вам приходится меня оставить, но я понимаю заботу здешней аристократии о безопасности государя…
Златолесские бароны дружно фыркнули за её спиной — и их тут же отослали на другой конец зала, откуда они не смогли бы расслышать речей принцессы. Зато рядом оказался барон Кайл, поклонившийся с издевательской любезностью:
— Я просто счастлив, наконец, увидеть вас здесь, принцесса. Здешний двор и наш прекрасный государь многое вам объяснят!
Джинера рассмеялась.
— Вы очень милы, когда забавляете меня, мессир Кайл! По вашему тону можно подумать, что вы состояли при нашем прекрасном государе в какой-то тяжёлой и унизительной должности, а я должна заменить вас на этом посту. Памятуя о моей роли при дворе Сердца Мира и Святой Розы — это уморительно, хоть и слишком фривольно.
На сей раз её слова вызвали злорадный хохот у баронов Святой Земли и даже у государя. Кайл, как когда-то в Солнечном Доме, побагровел и не нашёлся, что ответить — но на сей раз Джинера увидела в его лице не злость, а почти такую же беспомощность, как у няни, помноженную на страх.
— Ты — настоящая гадюка, — сказал король тоном, более одобрительным, чем укоризненным, а принцесса с удивлением поняла, что ей жаль Кайла.
— Вы позволите мессиру Кайлу удалиться, ваше прекрасное величество? — спросила Джинера. — Ему необходимо принять противоядие после укуса. |