VII

Часы на ратуше били полдень, когда кортеж принцессы добрался до столичных предместий.

Джинера, в церемониальных робах цвета воды южных морей, шитых золотом, подчёркивающих огненный цвет её кудрей, в которых терялась золотая диадема, смотрела в оконце носилок и комкала уголок занавески. Белый шпиц, часто дыша, лизал её пальцы, но Джинера почти не обращала внимания на сочувствие самого крохотного из своих друзей.

У Джинеры мерзко тянуло под рёбрами. Она понимала, что это страх, пыталась взять себя в руки, но ничего не могла поделать. Страх, тяжёлый, как свинцовая плашка, давил и смещал всё внутри души Джинеры, сбивая ей дыхание.

Весёлая столица не радовалась своей будущей королеве, как должно.

Джинера скользнула взглядом по знаменитым городским воротам, украшенным великолепными изваяниями: единороги в купах цветов и райские птицы на цветущих ветвях, а над ними в гербовом щите — Святая Роза в сиянии лучей. Золотые штандарты со Святой Розой и златолесским Солнечным Древом украшали арку ворот, покачиваясь на сыром ветру. Триумф принцессы… формально приличия соблюдены. Но где же кричащая приветствия толпа? Конные гвардейцы? Пшеничные зёрнышки и медные гроши под ногами? Выпущенные на волю певчие птички?

Толпа, глазеющая на кортеж, показалась Джинере состоящей сплошь из нищих и жалких гулящих девок. И зеваки молчали, вернее, переговаривались между собой, вполголоса или даже шёпотом — то ли не желали благословлять чужую принцессу, то ли опасались выкрикнуть что-то лишнее: вместо конных гвардейцев в сияющих галунах, мехах и плюмажах принцессу встречали юркие пешие людишки с цепкими взглядами, шныряющие между зевак делово и сосредоточенно.

Джинера усилием воли разжала пальцы и разгладила смятую повлажневшую ткань. Её свита тоже молчала.

— Ровенна, — сказала Джинера ласково, — снимите, пожалуйста, занавеску вовсе. Она больше не нужна.

Ровенна вздохнула с каким-то болезненным всхлипом и раскрыла оконце целиком.

Благая столица, легендарно прекрасная, встречала будущую государыню шитыми золотом штандартами на балконах, цветными флагами на башнях и лентами на шестах — а ещё шушуканьем толпы, странными людьми, похожими то ли на воров, то ли на шпионов, моросящим дождём и ледяным холодом, исходящим и от горожан, и от стен.

Фрейлины Джинеры, которым полагалось бы весело болтать, тоже молчали. Её бароны гарцевали на холёных лошадях, заставляя их танцевать, её охрана сияла кирасами и пестрела плюмажами — но праздника не было и не было, потому что блеск кортежа принцессы златолесской не заражал весельем настороженный город. И Джинера думала, что ожидала всего, но не того, что её окрутят, как насильно выдаваемую замуж деревенскую девчонку — даже без гостей, браги и песен, просто — после короткого обряда в пустом и холодном храме.

Впрочем, уже через четверть часа она поняла, что ошиблась.

Весь ослепительный блеск благого двора Святой Земли оказался собран в одну светлую точку — как линза собирает солнечные лучи. Кортеж подъехал к дворцу.

Дворец сиял тысячами свечей во всех окнах, а на ступенях лестниц и плитах дворцовой площади мокли под мелким дождём драгоценные пурпурные ковры. Роскошный двор дожидался под пёстрыми навесами; в момент, когда кортеж въехал в арку, увитую гирляндами цветов, очень похожих на настоящие — презрев дождь, взметнулись огненные фонтаны, запели трубы и рожки, в пасмурное небо взлетела стая белых голубей, а откуда-то сверху под копыта коней посыпались свежие розовые лепестки.

Настоящие. В двух неделях от Новогодья.

И Джинера подумала, что вся эта красота, ливень золота, потраченный на встречу — не свадебный подарок для принцессы, а развлечение для короля. Те, кто устраивал представление, не тщились произвести впечатление на рыжую девочку из маленькой страны, и им уж точно было наплевать на впечатление и радость горожан — они угождали государю.