— На вас очень обидятся, — сказала она, — если вы станете подавать чай и кофе в кружках.

— О! Как же мне в таком случае поступать? — спросила мама, бросая все силы на противостояние Элейн.

— Советую найти серебряный чайник и лучший фарфоровый сервиз, — ответила Элейн. — И подать торт, если он у вас есть. Вы же знаете, какая она деликатная. Она будет сидеть и сгорать со стыда, но сама ни слова вам не скажет. — Элейн снова выстрелила в маму улыбкой в две складки. — Это намек. Провожать меня не надо, — добавила она и ушла.

— Она что, носит только этот черный макинтош? — спросил Крис громко, когда задняя дверь со щелчком закрылась. — Кажется, отращивает его, будто змея кожу.

Мы надеялись, что Элейн это слышала. Но все равно она победила — как всегда. Когда вскоре после этого заявились Эстер Бейли и еще три миссис Ктототам, мама достала лучший сервиз. Тетушка Мария не позволила мне помогать — она хотела представить всем свою «милую маленькую Наоми», — а когда помочь вызвался Крис, тетушка Мария сказала, что это женская работа.

— Я не доверяю ему свой лучший фарфор, — добавила она громким шепотом, обращаясь к Филлис Форбс и прочим миссис Ктототам.

Мама носилась туда-сюда как одержимая, а Крис молча бесился. Мне пришлось сидеть и слушать Эстер Бейли, которая на самом деле была вполне ничего и даже милая. Мы говорили о картинах и живописи и о том, какая ужасная, безнадежная задача — писать воду.

— Особенно море, — сказала Эстер Бейли. — То место, где прибой накатывается на песок и волна вся прозрачная и с кружевными краями.

Я хотела согласиться, но тут все перекрыл голос тетушки Марии. С чего Элейн взяла, будто тетушка Мария скорее сгорит со стыда, чем что-то скажет?!

— Ах! Прошу вас, простите меня! — закричала тетушка Мария. — Этот торт — покупной!

— Вот ужас-то! — тут же встрял Крис с другой стороны комнаты. — Я вам больше скажу, мама заплатила за него сама, и теперь мы едим фунтовые бумажки!

Бедная мама. Она свирепо взглянула на Криса, а потом кинулась извиняться, но Сельма Тидмарш и прочие миссис Ктототам хором загалдели, что на вкус он очень натуральный и для покупного торта «весьма неплох», однако тетушка Мария отодвинула тарелочку в сторону и демонстративно отвернулась от нее.

А Эстер Бейли сказала мне:

— Или волну с зелеными тенями и пенным гребнем.

Будто вообще ничего не произошло.

Когда она собралась уходить, то дала мне альбом.

— Это тебе, — сказала она. — Такие картины обычно нравятся девочкам вроде тебя.

— Простите меня, — сказала мама тетушке Марии, когда они ушли.

Я решила, что она извиняется за Криса, но тетушка Мария ответила:

— Ничего страшного, дорогая. Наверное, вы просто не нашли, куда Лавиния поставила формы для выпечки. К завтрашнему дню вы их обязательно отыщете.

На миг мне показалось, что мама сейчас взорвется. Но она глубоко вздохнула и вышла в сад, под дождь и ветер. Мне было видно, как она свирепо подстригает розы — вжик-щелк, словно каждый побег — это палец тетушки Марии, а я тем временем положила альбом Эстер Бейли на стол и стала его рассматривать.

Кошмар. По-моему, Эстер Бейли на самом деле чокнутая хуже Зои Грин. Или не соображает, что делает. На картинках были в основном феечки — маленькие, с крылышками, — или прехорошенькие девушки в чепчиках, но некоторые рисунки оказались непонятные и ни на что не похожие, и у меня от них в животе стало мерзко.